Читать ««Истерический дискурс» Достоевского» онлайн - страница 4

2

Симптоматика истерии в «Бесах» не сводится к поведению, внешнему виду, особенностям речи, эмоциональным реакциям и публичным припадкам, она определяет решающие элементы сюжета. Симптомами являются преступление и тайна, состоящие друг с другом в неразрывной связи. Тайна указывает на скрытую за внешней симптоматикой внутреннюю внесловесную мотивацию. Тайное преступление — это также симптом, обнаруживающий сексуальные и/или религиозные религиозные мотивы. В традиционном фрейдистском психоанализе существует термин «Konversionshysterie» [Israel 1976:24]. Истерия обращает слова и ощущения (особенно беспокойство и страх) в телесные проявления, т. е. симптомы. Скандалы, чрезвычайные происшествия (поджоги, убийства, самоубийства, самообнажение и самообличение героев), взвинченные, иррациональные диалоги о Боге, народе, России, страхе смерти, рассуждения о самоубийстве — все это сценические симптомы, разыгрываемые персонажами. При этом симптоматика речевых особенностей и эмоционального выражения, поведения и внешнего вида комментируется хроникером как (сторонним) наблюдателем или автором-рассказчиком (обе нарративные инстанции тесно связаны и порой совмещены), а также — что еще интереснее — другими персонажами. Истерический дискурс оказывается общим для всех.

В «Бесах» описываются разнообразные речевые особенности героев: 1) артикуляционные — скороговорка, характеризующая речь Лизы, Варвары, Петра (для изображения последнего как амбивалентного (дерзкого, смиренного) персонажа используются и другие определения); 2) грамматические — синтаксические погрешности, особенно в речи Кириллова в конце романа, служащие выражением его нервного срыва, также в некоторых речах Ставрогина; 3) связанные с модальностью речи — иронической, провоцирующей, покорной, навязчивой, дерзкой, деспотичной, снисходительной, стремительной, болтливой, жалобной, неискренней и т. д.; 4) обусловленные спецификой самих предметов обсуждения — интриг, заговоров, философем, подозрений, намеков, предположений, слухов, выданных тайн, упреков, инсинуаций, обвинений, лжи, жалоб. Достоевский уделяет особое внимание приемам, с помощью которых его персонажи выстраивают свою аргументацию. Кажется, будто вся риторика основывается на парадоксе, инверсии, антитезе, адинатоне (невозможности), абсурде. Основным тропом является гипербола — как своего рода истерия стиля. Обратимся к тексту.

«Истерически(й)» во функциях прилагательного или наречия (так же, как и ключевой термин «истерика») принадлежат частотному словарю прозы Достоевского. Эти выражения не всегда наделены коннотацией психологических терминов. Тем не менее описание внезапных движений, неожиданных высказываний, взрывного смеха, громких восклицаний, отчаянной нетерпеливости, т. е. всего импульсивного, уклоняющегося от контроля и нарушающего нормы умеренного поведения, взаимосвязанное с употреблением слов «истерический», «истерика», «истерически», создают атмосферу всеобщей «истеричности». Таковы, к примеру, «Бесы», где целые сцены могут быть охарактеризованы как истерические. Лица, выступающие в салоне Варвары Петровны, служащем театральной сценой, действуют и говорят неистово или утрированно. Они «в упоении», «в испуге» [Бесы: 169] Марья Тимофеевна «так и задрожала вся мелкою конвульсивною дрожью, точно в припадке» [Бесы: 170], Прасковья «взвизгнула», «бес самой заносчивой гордости» овладевает Варварой, у которой «tic douloureux», «прижимая пальцы правой руки к правому виску» [Бесы: 173]. Во взволнованных разговорах повторяется слово «скандал». К стилистике истерики в этой сцене принадлежат выражения «бешено», «воскликнула», «вскрикнула», «смятение», «побледнев», «побледневшими губами», «покраснел» [Бесы: 176], «смотря на юродивую длинным, приковавшимся взглядом», «с увлечением прокричала», «с восторгом» [Бесы: 177], «прокричал… неистово» [Бесы: 185], «тряслась от страха», «дрожал», «бледненькая, смотрела широко раскрытыми глазами» [Бесы: 187], «какой-то безумный восторг, почти изказивший ее черты», «испуг и восторг», «мне показалось, что сейчас упадет в обморок», «она упала всем боком на кресло» [Бесы: 195], «судорожное движение», «говорили, впрочем мало, а более восклицали», «вышла сумятица» [Бесы: 196], «она была в сильнейшей экзальтации» [Бесы: 201], «вдруг принялась смеяться», «заливалась смехом», «говорила скороговоркой» [Бесы: 209], «болезненно рассмеялась» [Бесы: 210], «плакала… принималась хохотать», «больные нервы» [Бесы: 211], «горячею скороговоркой, с болезненным выражением лица» [Бесы: 215], «стукнулась она о ковер затылком» [Бесы: 220]. Действие развертывается в атмосфере театрального представления. Актерствуют и другие персонажи романа. «Театр», «роль», «сцена», «актерствовать», «комедия» постоянно встречаются и в других произведениях Достоевского. К этим терминам с метатекстуальной функцией надо причислить и «притворство» (об этом см. ниже). Мотивы истеризованы: мотив любовь-ненависть обладает тем же самым истерическим оттенком, что и мотив вера-неверие. Признание в одном означает почти всегда признание в противоположном. Неискренность скрывает искреннее, которое по разным причинам (стыдливость, гордость, страх, самолюбие) не всплывает наружу. Но даже недосказанное, подразумеваемое становится двузначным. Границы между правдой и ложью сливаются в речи и поведении истериков-актеров. Симптоматичными являются «тайны, секреты» [Бесы: 105], раскрытие которых служит расшифровке, «развязке» истерики: «Все мы ждали… какой-нибудь развязки» [Бесы: 169]. Раскрытие тайны, однако, не становится разрешением последней загадки. Развязки не происходит.