Читать «Перекличка» онлайн - страница 79

Андре Бринк

Неделю спустя я решительно заявила ему:

— Николас, если ты не сделаешь этого сегодня, я пожалуюсь твоей матери.

— У нас впереди еще много времени.

— Наше время прошло уже неделю назад. Или я тебе неприятна?

— Мне просто хотелось, чтобы это было легче для тебя.

— Но я — твоя жена.

Он неподвижно лежал возле меня на широкой кровати, слишком большой для нас двоих, словно парализованный страхом или негодованием, а может, тем и другим. Я поняла, что пришло время действовать самой. Ощущение весьма неприятное, особенно если ты привыкла всегда подчиняться мужской воле. Отсюда, должно быть, я и почерпнула ту решимость, которой прежде у меня никогда не было, ту силу, о которой и не подозревала. И все же мне было стыдно, поскольку это было своеволием и выходило за пределы того, что можно было требовать от меня. Но я понимала, что, если я отступлюсь, наш брак станет посмешищем для всех. И если мое теперешнее своеволие было карой, ниспосланной на меня отцовским проклятием, то тем более следует смириться с ней. О Господи, молила я в душе, если все это грешно, то пусть, совершив этот малый грех, я избегну греха более страшного. Я придвинулась к Николасу и начала потихоньку успокаивать его, как обычно успокаивают собаку. Он попытался воспротивиться, но потом подчинился моим настойчивым ласкам. А затем, словно обезумев, в бешенстве обрушился на меня. Я не испугалась, словно была ко всему готова заранее; ради спасения его гордости я была готова вынести любое унижение. Но откуда было ему знать, что, после того как он уснул, я еще долго лежала без сна: не из-за надругательства над моим телом, а из-за открытия столь важного, что я тогда не в силах была до конца разобраться в нем. Только спустя годы мне удалось уяснить его окончательно: благодаря тому, что он взял и использовал мое тело, я взяла верх над ним самим.

В должный срок родился первый ребенок. Девочка. Соль на рану, от которой я страдала с раннего детства, вечно слыша, что рождение дочери не приносит ничего, кроме унижения и горести.

— Прости меня, Николас, — сказала я. — Я молила господа о сыне. Но господь решил иначе.

Но он отнесся к этому совсем не так, как я ожидала: то было не разочарование и покорность судьбе, а, скорее, даже облегчение.

— Будет время и для сына, — сказал он, осторожно коснувшись головки ребенка и глядя на него с благоговейным страхом. — Мы назовем ее Эстер.

Я смотрела ему в лицо, ничего не видя, а когда он вышел, долго лежала, до боли закусив палец, чтобы заглушить другую, еще более мучительную боль. Тогда впервые я начала догадываться об истинной причине его отчуждения.