Читать «Полет ласточки» онлайн - страница 8
Мириам Дубини
— Я сделаю тебе какую-нибудь подставку, — пообещал художник.
Гвидо кивнул и устало поставил радио на коробку. Потом он исчез в поисках удлинителя, а Лючия и Шагалыч совершили вокруг нового приемника круг почета.
— Я думал, ты больше никогда не придешь, — сказал Шагалыч, не сводя глаз с ручки громкости.
— Я… мне… у меня не было времени, — солгала Лючия, вспомнив наставления Эммы «надо, чтоб тебя добивались». Но у нее тоже не хватило смелости поднять глаза.
— Хочешь посмотреть на свой велосипед?
Да, лучше про велосипед.
— Я отчистил его от ржавчины, пока тебя не было.
Как мило. Для нее никто никогда ничего такого не делал. Разве что папа, но это не в счет.
— А-бал-деть! — вырвалось у Лючии.
Это слово будто придало ей смелости, и она подняла глаза.
— Осталось только решить, как его покрасить, — сказал Шагалыч, заглядывая в эти глаза. — У меня тут была пара идей, но если тебе ни одна из них не понравится, ты скажи, ладно? Я подумал — может, нарисовать шарики… я могу нарисовать кучу шариков… всяких разных цветов… но, может, ты предпочитаешь цветы… но тогда какие цветы… розы, ромашки, фиалки?..
— Мне нравится! — успела прервать его Лючия, прежде чем две идеи превратились в две тысячи идей.
— Что именно: шары или цветы?
— И то и другое.
— Шары и цветы… — задумался художник.
Он посмотрел на локоны своей музы, и в ее черных кудрях распустились легкие, как пух, лепестки, венком обвив всю голову. Тонкие ветки с лепестками спускались вниз, едва касаясь круглого лица, и ложились на белую шею набухшими почками. Он уже где-то видел эту картину. Кто-то написал это видение раньше, чем его глаза прочертили его на лице Лючии.
— Альфонс Муха, — вспомнил Шагалыч.
— Что?
Он не отвечал и все смотрел на нее, восхищенный капризом своей фантазии.
— Увидишь!
— Что увижу?
— Я сделаю тебе велосипед либерти!
У музы на месте бровей появились вопросительные знаки.
— Ну, либерти… понимаешь?
Она не понимала.
— Там везде цветы, цветы. Шаров, правда, нет. Все больше цветы.
На лбу — вопросительные знаки вместо бровей, в голове — волна подозрения. Не нравилось ей это либерти.
— И еще девушки вроде тебя.
— То есть?
Шагалыч сложил ладони чашей и изобразил большой шар.
Понятно. Изогнутые брови распрямились. Волна подозрения вылилась в возмущенное выражение на лице. Уголки рта задрожали.
— Я хотел сказать… — забормотал смущенный художник. Потом сделал глубокий вдох и выпалил: — Совершенный овал, маленький рот, прозрачная кожа, сахарные глаза.
На совершенном прозрачном овале нарисовалась широкая улыбка:
— Мне нравится это либерти.
— Мне тоже, — облегченно вздохнул Шагалыч. — Очень.
Он все не сводил глаз с маленького рта и с глаз, в которых и в самом деле заплескалось сахарное море. Сейчас бы следовало ее поцеловать.
Да. Прямо сейчас. Надо ее поцеловать.
Поцеловать, а не идти ко дну моря.
Откуда-то издалека, как голос ангела, зазвучало сопрано. Шагалыч решил, что сопрано — тоже часть либерти, как цветы и сахарноглазые девушки. Но это была Мария Каллас.