Читать «Ночная диверсия» онлайн - страница 40

Александр Юльевич Бондаренко

Кончилась война, он, Семен Рубан, вернувшись с работы, прилег с газетой на диван. На столе ярко горит настольная лампа. Перед Ольгой лежит большая стопка ученических тетрадей. Она проверяет их. Яркий свет золотит падающую на лоб прядку волос. Ольга то и дело отбрасывает ее нетерпеливым движением. А на коврике у дивана играет внук (обязательно внук). Он что-то деловито сооружает из кубиков, но они непослушны, рассыпаются. Тогда малыш сбрасывает сандалии и забирается к деду на диван.

— Деда, почему папы так долго нет с работы?

— Скоро придет.

Деда, почитай мне.

— Да вроде рановато тебе газеты читать.

Тогда давай домик строить.

И вот они уже оба на полу… Дочь, оторвавшись от тетрадей, с улыбкой наблюдает за отцом и сыном…

— Будьте все трижды прокляты! Ненавижу! Сволочи! Гады!

Рубан вздрогнул и приподнялся. Один из военнопленных в дальнем конце барака сидел, обхватив голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону, и продолжал выкрикивать:

— Убийцы! Палачи! Будьте вы прокляты, прокляты!

Постепенно выкрики перешли в глухие рыдания, вскоре и они утихли. Обитатели барака продолжали спать тяжелым тревожным сном.

…Вечерняя проверка затянулась дольше обычного. Блокфюрер Шульц, как будто чувствуя что-то неладное, сегодня особенно внимательно всматривался в лица военнопленных. Плеть свистела чаще, чем обычно. Рубан, нервы которого были напряжены до предела, на миг сжал кулаки, исподлобья взглянул на немца. Тот, перехватив этот взгляд, медленно направился к нему. Заложив пальцы за пояс, покачиваясь на носках, он насмешливо посмотрел на пленного.

— Я не буду хлестать вас плетью, старший лейтенант. Для вас это слишком мало. Но я вам твердо обещаю в течение недели пустить ваш прах по ветру. Пойдете на удобрение черноморской земли. А неподалеку отсюда будет мое поместье.

— Вот что я вам скажу, Шульц. Вы трус. Но если у вас есть капля мужества, выслушайте меня.

— Что ж, говорите, последнее желание приговоренного к казни нужно исполнять. Я слушаю вас.

— Вы не немец, Шульц, и даже не человек. Вы зверь. Я всегда пенил и уважал немецкий народ. Вы и вам подобные ничего общего с немецким народом не имеете. Поверьте мне, после того, как мы вас выгоним отсюда, а мы это сделаем обязательно, — и коричневая чума будет похоронена, — ваш народ вновь обретет свободу. И никогда не иметь вам поместья, Шульц, на нашей земле! Никогда!

Все эти месяцы я жил одной мечтой: собственноручно надеть вам петлю на шею. Я не успею этого сделать, но петлю на шею вам наденут мои друзья. Запомните, Шульц, вы подохнете как собака, на виселице. Я все сказал. А теперь делайте со мной что хотите. Я готов.

Семен сделал несколько шагов вперед и повернулся к строю.

— Прощайте, товарищи! За нас отомстят!

Какое-то движение прошло по шеренгам военнопленных, они подались к Рубану. Шульц уже не улыбался. Отскочив на несколько шагов, он выхватил пистолет. В глазах его, кроме злобы, метался животный страх, руки дрожали.

— Что же вы не стреляете, блокфюрер Шульц?