Читать «Москва на линии фронта» онлайн - страница 131

Никифоров: Если посмотреть шире на проблему, о которой мы говорим, и вообще посмотреть на историю России, то в годы Великой Отечественной войны мы видим какой-то удивительный феномен. У нас все время между народом и властью был как бы зазор, все время проявлялось какое-то напряжение. После Петровской Руси вообще было как бы «два народа в одном» — дворянство и крестьянство были отчуждены друг от друга… Впрочем, и сейчас большинство населения России — неважно, какую идеологию кто при этом исповедует, — критически оценивает власть и желало бы каких-то перемен.

А в годы Великой Отечественной войны этой пропасти не было. Люди воспринимали представителей власти именно как своих представителей…

— Кстати, это явление традиционно… Известно, что и Отечественная война 1812 года дала небывалый дотоле образец единения всех слоев, всех классов российского общества, и в Русской армии в то время царил невозможный для Европы демократизм, когда солдат, офицер, генерал на равных делили и опасности, и трудности похода, и славу… Однако в 1814 году полки вернулись в Россию — и все возвратилось «на круги своя»…

Никифоров: Да, к сожалению… Во время Великой Отечественной войны люди «взвешивали» представителей партии, генералов и самого Сталина, я бы сказал, на весах жизни и смерти. Они видели какие-то просчеты и недостатки руководства, но все равно другая чаша весов перевешивала. Выбор, который люди делали, нашел выход в совершенно необъяснимом: в том, что позднее назвали «культом личности Сталина». Сегодня ведь утверждают, что никто в атаку с именем Сталина не ходил. Неправда: имя это звучало не раз. Посмотрите мемуары участников войны…

— Ну, мемуары пишутся уже после событий, я был сказал, на холодную голову, и в них нередко присутствует элемент заданности…

Никифоров: Согласен. Но если обратиться к сборнику документов ФСБ «Сталинградская эпопея», то можно даже статистически отразить, какое количество людей было настроено патриотическим образом, сколько было критических высказываний. В сборнике помещены материалы военной цензуры по Сталинградскому фронту, и они убеждают, что из просмотренных ста с лишним тысяч писем пятьдесят тысяч, насколько помню, были пронизаны патриотическим содержанием, верой в неминуемую победу…

Ржешевский: Нет, их было более семидесяти тысяч…

Никифоров: Да, и было только пять тысяч с критическими замечаниями. Даже не читая писем, можно судить, как была настроена армия, а значит, и весь народ…

Кстати, критические замечания не относились ни к порядку в войсках, ни к советской власти. Чаще всего это были жалобы на плохое питание и т.п. Пораженческих же настроений вообще нет.

— Можно уточнить, что фронтовики, наверное, не слишком подстраивались под военную цензуру — достаточно вспомнить, что Александр Исаевич Солженицын совершенно спокойно ругал в письме с фронта Сталина, за что и был перемещен с передовой в лагерь… А уж он-то, наверное, понимал, что можно писать, а чего — нельзя…