Читать «Геворг Марзпетуни» онлайн - страница 134

— Зная обо всем этом, моя дорогая царица, я не могу вернуться в тот мир, откуда меня изгнала совесть. Оставь меня в этом чистилище. Может быть, я сумею замолить свою вину, может быть, я спасу свою душу от геенны…

— Богу будет угоднее, если ты искупишь свой грех, принеся людям добро! — сказала царица.

— Конечно, это ему будет угоднее, ибо лучше творить добро, чем плакать бесполезно.

— Ну, тогда вернись на престол, возьми в руки бразды правления и спаси свой народ от гибели.

— Но для этого я снова должен стать царем?

— Конечно.

— Я не считаю себя достойным престола, на котором восседал Ашот Первый и добродетельный Смбат. Моя обитель — Севан, тут я буду жить, тут и умру.

— А царский трон?

— Пусть его займет Абас. Он мой законный наследник.

Казалось, небесная молния поразила царицу. Эти слова она слышала впервые. О своей сердечной потере она думала много, но о потере престола — никогда. «Как? Чтобы правил Абас, чтобы Гургендухт была царицей?.. При жизни дочери Севада дочь абхазского Гургена была бы провозглашена царицей армянского народа, а гордая Саакануйш заперлась бы на Севане, как подданная, как несчастная пленница абхазки?.. Видеть, как армянские князья окружают нового государя, склоняют головы перед новой царицей, раболепствуют и курят перед ней фимиам?.. О нет, это невозможно!» Ее царская гордость была уязвлена. Она забыла даже о своем горе. Со свойственной женщинам быстротой мысли она взвесила разницу между своей печалью и возможными оскорблениями и убедилась, что легче страдать от душевных печалей, чем терпеть унижения и страдать от оскорбленного самолюбия.

— Нет, мой славный государь, этому не бывать! Ты не должен оставаться на Севане, престол и народ ждут тебя. Ты должен вернуться в столицу, — решительно сказала она.

— Невозможно… Для этого мне пришлось бы вырвать сердце из груди… С таким сердцем, с такими думами я не могу вновь править страной.

— Ты должен пожалеть свой народ. Он подобен сейчас стаду, лишенному пастыря… Со всех сторон его преследуют волки, блеяние маток и ягнят оглашает ущелья…

— Это стадо соберет Абас. Он принесет стране больше пользы, чем я.

— Не говори этого. Не называй имени Абаса; армянский царь еще жив.

— Нет. Он умер давно. Он умер в тот день, когда униженно бежал от Цлик-Амрама.

— Не вспоминай прошлого! Умоляю тебя.

Сказав это, царица взяла руку царя и, ласково глядя ему в глаза, которые, не мигая, смотрели на луну, тихо сказала:

— Ашот, мой славный царь, мой любимый супруг, не допусти, чтобы абхазка осмеяла гордость твоей Саануйш. Позволь мне умереть армянской царицей…

— Ах, как мало знаешь ты мое горе! — прошептал царь, отвернувшись к озеру.

— Поведай, если у тебя есть другое горе. Раскрой передо мной свое сердце.

Царь не ответил. Он молча смотрел на озеро.

И что ему было сказать? Как мог он откинуть завесу, за которой была скрыта тягчайшая из его печалей? Разве мог он сказать, что все еще думает о севордской княгине, о несчастной жертве своей преступной любви, о том, что он живет ее страданиями, что ему поминутно чудятся ее проклятия?.. Как мог он восседать на престоле, думать о победах и славе, когда ему беспрестанно слышались ее стенания. Он все время твердил бы себе: