Читать «Уроки украинского. От Майдана до Востока» онлайн - страница 122

— Сейчас в информационном пространстве гуляет много мифов, — говорю я. — Вы лично видели то, о чем рассказываете?

— Да, через мою позицию девочку провезли — пятнадцать лет, изнасилована и задушена. А вы знаете, что по Северному Донцу люди утопленные плавают? Война, — он отворачивается и кривится в усмешке, — вы, наверное, не представляете себе, что это такое. И многие не представляют. Когда бомбардировка населенного пункта и женщина идет по улице, ты ей кричишь: «В укрытие!» А она отвечает: «Мне на работу надо». — «Да нет больше твоей работы! Нет там больше ничего!» А когда дома начинают складываться? Вы знаете, что это такое? Вы себе представить не можете, — он ударяет мобильным телефоном по столу, — каково это, когда дома складываются в хлам…

— Но вы забываете, что не все хотели установления ЛНР и ДНР. И тем более не все хотят в окопы.

— Вот закончится война, пусть проголосуют. А пока бомбят нас всех — и тех, кто хочет, и тех, кто не хочет. В ополчении много местных мужчин, которые готовы были с зажигательной смесью и палкой с гвоздями на танки бросаться.

— Послушайте, — останавливает Олега атаман, — вы как себе представляете переправу добровольцев через границу? Под покровом ночи ползком по траве, обдирая колени, под колючей проволокой с позывными: «О‑о‑у‑у»? Такого не бывает. У меня в Луганске родственники. Я подхожу на блокпост и подаю паспорт. Не пропустить меня у российских пограничников оснований нет. А украинских там самих уже давно нет. Под Луганском их приняли местные казаки. Переодели во что было. У них огромный недостаток в разгрузках и амуниции. Бывает, сидят пятьдесят человек, у них десять автоматов на всех и два охотничьих ружья. В Донецке с вооружением попроще: там взяли склады с вооружением.

— У добровольцев большие потери? — обращаюсь к Олегу.

— Нет, у нас только один парень погиб из Таганрога. А во время движения отсюда туда потерь не было. Только в бою. Семьдесят процентов из тех, кто идет в ополчение добровольцами, — это казаки. Остальные русские.

— Вы же должны понимать, — вступает атаман, — что кому-то просто выгодно говорить о высоких потерях ополчения. Рассказывают, что у нас и под Славянском в озере тысяча трупов лежит. Вы хоть одну фотографию видели? А наемником, кстати, считается тот, кто, зайдя на территорию другого государства, воюет за зарплату, превосходящую зарплату рядового солдата. А если учесть, что основная масса туда идет, даже не представляя, что будет есть… Вы знаете, когда мы были в Крыму, вопрос о питании вообще не стоял. Бабушки и простые люди столько всего несли на блокпосты, что у нас каждый день был шведский стол.

— А вы не считаете, Олег, что, находясь там, вы подставляли местных жителей? — спрашиваю я.

— Я не ушел оттуда, я эвакуировался по ранению, — отвечает Олег. — Мы ушли, чтобы вернуться. И погнать тех, кто взял Славянск, так, чтобы перестали даже смотреть в сторону юго-востока. Ну… я не знаю, как вам понятней объяснить. Мы в городе не деремся. Мы дрались в Славянске на блокпостах. В Краматорске блокпосты стояли в пятнадцати километрах от города. Но огонь все равно велся по жилым массивам.