Читать «Мятеж реформаторов: Когда решалась судьба России» онлайн - страница 275

Сообщил ли Оболенский Бистрому о готовящемся сопротивлении второй присяге? Бистром ли, любивший своего адъютанта, всецело ему доверявший и нуждавшийся в его организационной помощи, сообщил ему нечто, известное ему самому от Милорадовича с его тайной полицией, собиравшей данные о настроениях в полках? Можно только гадать. Но явная связанность их действий в это утро наводит на размышления.

И еще один штрих: почему Бистром, узнав о роли Ростовцева в событиях, о его свидании с императором, грубо порвал со своим адъютантом? Почему он решился резко отстранить от себя офицера, которого после восстания демонстративно приблизил великий князь Михаил Павлович?

Бистром, вопреки своим намерениям, не посетил после Измайловского Московский полк, быть может потому, что узнал о мятеже московцев, — в это время дня мало кто об этом не знал. Поехал ли он к егерям прямо от измайловцев или заезжал еще куда-то — неизвестно. Но у егерей он оказался после двенадцати, когда 1-й батальон уже присягнул. Делать было нечего — Бистром одобрил действия Головина.

Услышав — возможно, не впервые — от Головина о событиях в Московском полку, Бистром, вместо того чтобы немедленно туда поспешить для наведения порядка, послал поручика Бера, адъютанта Головина, за подробностями. Что крайне странно.

Бистром был человеком блестящей храбрости. Нет оснований думать, что он боялся ехать в казармы мятежного полка. Он не желал этого делать по каким-то иным причинам. Быть может, потому, что, приехав туда, он волей-неволей должен был бы агитировать за Николая. А он этого явно не хотел.

Поручик Бер вернулся с известием, что командующий корпусом Воинов уже у московцев и требует Бистрома к себе. Бистром поехал, взяв с собой Головина.

Официальные и официозные сведения о происходившем в Московском полку после ухода восставших рот, которыми мы обычно пользуемся, отнюдь не соответствуют действительности. Те роты, которые в начале одиннадцатого часа не последовали за Щепиным и Бестужевым, волновались и бурлили в казармах. Прапорщик Нольянов, появившийся в Московском полку около двенадцати, как мы знаем, "нашел там все в величайшем смятении… нижние чины толпою теснились на дворе, офицеры бегали с обнаженными шпагами". (Это никак не может относиться к самому мятежу, ибо с тех пор прошло уже более часа.)

Офицеры с обнаженными шпагами пытались обуздать возбужденных солдат. И в какой-то степени им это удалось. Во всяком случае, когда Бистром и Головин прибыли к московцам, они застали роты неприсягнувшими (первый час дня!), но уже в строю.

"По прибытии нашем на Глебов двор, где был уже и командующий корпусом, нашли мы примерно роты две, стоявшие во фронте, и многих офицеров лейб-гвардии Московского полка, которые рассказали нам вкратце происшедший в полку известный беспорядок. Стоявшие в строю люди были совершенно спокойны; но другая куча числом около сорока, стоявшая далее в углу при входе на другой двор, казалось, была в расположении буйном. К сей последней начальник пехоты, поздоровавшись с фронтом, подошел, и я также вместе с ним; люди, составлявшие сию отдельную кучу, были разных рот, в мундирах и с ружьями. Они не показывали, впрочем, никаких дерзких намерений, сохраняли должную вежливость; но только не хотели строиться, отзываясь, что роты их нет, видно также было, что они находятся в смущении и недоверчивости насчет присяги. Пока начальник пехоты старался уговорить людей сих, чтобы они возвратились к своему долгу, объясняя им все обстоятельства вступления на престол государя императора Николая Павловича, так и то, что их обманывают под предлогом верности прежде данной присяге, прибыл его высочество великий князь Михаил Павлович. После чего вскоре оставшиеся тут люди Московского полка стали принимать присягу без всякого уже сопротивления".