Читать «Устные свидетельства жителей блокадного Ленинграда и их потомков» онлайн - страница 129
Елена Ивановна Кэмпбелл
Интервьюер: Очень интересное наблюдение, как-то я никогда об этом не задумывалась. Да. А вот как часто возникали эти разговоры?
Информант: Трудно сказать, по настроению, но все-таки чаще всего отец рассказывал. Иногда вот бабушки может быть собой. Ну… наверное, где-то раз в месяц точно вспыхивала эта тема. В среднем. Потому что вот раз двадцать за год примерно такие вот истории перепадали. Или иногда там, если мать натыкалась на дедушкины письма, перебирая стол. Или еще какие-то. Или еще какие-то вещи начинали перебирать, там дома там уборки делать, что-нибудь такое выпадало, и начиналось. Вот. Поэтому, может быть, и чаще, чем раз в месяц. Вот так в среднем.
Интервьюер: А все с охотой шли на этот разговор? Его как-то поддерживали?
Информант: Ну вот он пресекался, только когда переходили уже на политические темы.
Интервьюер: Ну а, как правило, один разговор о блокаде выходил на обсуждение того, кто виноват?
Информант: Ну, в принципе, да. Или кто виноват или, «а вот я слышала», допустим, кто-нибудь у нас в семье начинал там мать или бабушка, а вот сейчас, значит, рассказывают вот другую версию. То есть так более или менее академически, люди с высшим образованием переводили вот на какие-то такие академические разговоры. Вот. А соседка, наоборот, она разговоры о блокаде… она обычно заканчивала тем, как было до блокады, а еще как было еще до того, как в 24-м году, а потом как было в ее детстве в деревне. То есть у нее наоборот все было более и более глубоко в прошлое уходило. Ну, во всяком случае, вот так по общим наблюдениям.
Интервьюер: А в эвакуации были твои родственники?
Информант: Да.
Интервьюер: Они что-нибудь рассказывали об эвакуации?
Информант: Мать очень много рассказывала об эвакуации. Отец ничего. У матери эвакуация, как ни странно, это чуть не лучшие воспоминания. Ну, видимо, просто контраст очень большой. Она была в Томске, по-моему, в эвакуации.
Интервьюер: А эвакуировали в смысле, уже в 42-м, да, году?
Информант: По-моему, их даже чуть ли не… Да, в 42-м, наверное. Вот.
Интервьюер: То есть уже хлебнувши блокады первого года, потому что чаще всего…
Информант: По-моему, да. Но я не помню. Поскольку я не историк, у меня даты — это просто комбинация цифр.
Интервьюер: Да, да. Просто чаще всего, когда вспоминают о блокаде, то ассоциируют с зимой, видимо, с первой блокадной зимой.
Информант: Ну, может быть, может быть, ее рассказы только и относились к первой зиме, а я как-то вот в духе того что у них это бесконечно эти… время растягивалось… может быть, я это отнесла позже.
Интервьюер: Да нет, нет, что ты. Я просто…
Информант: Если ты будешь с ней говорить, ты сама можешь у нее спросить.
Интервьюер: Спасибо. Нет, для кого-то, для кого-то, действительно, были… просто были разные волны эвакуации, в общем, это вот в плане…
Информант: Я не знаю, в какой волне ее эвакуировали, вот.
Интервьюер: Да это неважно, на самом деле.