Читать «Грустный шут» онлайн - страница 144

Зот Корнилович Тоболкин

— Будешь кокать меня башкой о стенку, — Барма сильно стукнулся о мачту, напугав Дашу. — Вот так.

Даша шлепнула его за глупую шутку, не заметив, что перед тем Барма подставил под затылок ладонь.

— Не кокать, а кашеварить, — строго поправил Митя.

— А, то можно. Дашь мне Тиму в помощники.

— Я согласен: из чашки ложкой, — подмигнул ей Барма. Приметив селенье вдали, сказал: — Сулея, братцы!

Городок был неблизко, но река здесь бежала прямо, и потому он виделся издали. Митя остерегся плыть к городу, боясь, что их может встретить Першин.

— Заходи в протоку, — скомандовал Егору.

Приставая, слышали: в городе поднялась какая-то кутерьма.

— Колокольным звоном кого-то встречают, — вслушиваясь, сказал Бондарь. — Нас аль Першина?

— Может, празднуют, — возразил Барма. — Ты, святая душа, часом не знаешь, какой день сегодня?

— День-то? — почесал переносицу Бондарь. — Погожий.

Митя внимательно всматривался в берег, искал, где лучше пристать.

— Проточка-то к острову ведет, — сказал Гусельников-старший. — Веди прямо — попадешь на остров. Там нас никто не сыщет.

Завилась, закрутилась проточка, будто нитка в узоре: ни конца, ни начала. То петлю выпишет, то восьмерку. Убрали парус. Дощаник ткнулся с разбегу в тихий, заросший тальником затончик. Братья, нарубив веток, забросали суденышко — в двух шагах дощаника не заметишь.

Весь берег затянут кустами, осокой, хлябающими кочками. Сквозь ближний лесок видится закатное солнце. Оно уж накинуло на себя темное одеяло. Лишь верхняя четверть выступает из туч.

— Я там вон ланись взял росомаху, — сказал Степша. — Притомился, заснул. Она, злыдня, котомку мне порвала.

— Красота-то какая! Бла-алепие! — гудел Бондарь, не боясь, что может быть услышан. Из лесу, путаясь с перепугу в собственных крыльях, выфуркал табунок куропаток. Круша кусты и молодую поросль, кинулся напролом не то медведь, не то сохатый.

— Тише! — цыкнул Егор, хотя вряд ли кто мог здесь их слышать: глушь и безлюдье.

Барма, раздевшись, с разбега сиганул в реку и пропал. Подождав минуту-другую, Даша забеспокоилась: «Не утонул ли?»

Барма не всплывал, но вот на середине реки забелело что-то — не голова. Голова оставалась под водою.

— Ти-има-а! — Забыв, что не умеет плавать, Даша кинулась в воду, попала в воронку. «Утопленник» щукой ринулся к ней и — вовремя. Даша, нахлебавшись воды, уж пошла на дно. На берегу, придя в себя, разрыдалась.

— Ну полно, Даня! Полно тебе! Утонуть мне не суждено — под одеялом твоим помру, — утешал ее виновато Барма. С шуткой, пожалуй, пересолил. Да уж так скроен: всегда проказил. — Ежели реветь любишь — иди в монастырь. С шутом надо смеяться. Выбирай: смеяться аль реветь?

— Смеяться, Тима. До последнего издыхания смеяться.

— Вот истинная жена скомороха! Смейся, пока живешь? Помрешь — другие смеяться будут.

21

Ни комара тут, ни грязи. Тишина, которую по утрам ломают проснувшиеся птицы. Нет-нет да и зверь подкрадется. Его не трогают. И он никого не задевает. Зверь здесь никого не задевает. Мир на острове, согласие.

Полтора-Петра наловил окуней. Гонька чистит теперь рыбу. Даша варит уху. Бондарь с тоскою заглядывает в неосвященные кувшины. В них пусто.