Читать «Анатомия рассеянной души. Древо познания» онлайн - страница 20

Но в этом весь Ортега: он не только декларирует свои теоретические идеалы, он требует их воплощения. Он и сам пытается их осуществлять. Жить для него значит хотеть невозможного. И добиваться невозможного без надежды добиться. Это все проделано и высказано, между прочим, задолго до А. Камю и Ж. П. Сартра, всерьез занявшихся проблемами времени. И даже раньше М. Хайдеггера. Не исключено, что в конечном счете Мартин Хайдеггер разобрался со временем более системно, но влияние на общество гораздо более серьезное имел, несомненно, Хосе Ортега-и-Гассет. Он философски-политически (как сейчас бы сказали, политологически) воспитывал всю передовую меж- и послевоенную Европу и всю испаноязычную половину генетически европейского мира.

Такого ортегианского, целеполагающего отношения ко времени и не хватает сейчас России. Как не хватало его Испании сто лет тому назад.

Глобально-историческая схожесть Испании и России заключается прежде всего в их радикальной эпидейктичности. Если Испания к началу двадцатого века, по Ортеге, — это чистая поза величия при внутренней пустоте или по крайней мере деградация на протяжении последних трех веков истории, то ведь с Россией произошло то же самое. Если Испания в 16 веке расширялась на запад, то Россия в 16–17 веках — на юг и восток: наше величие основывается на величине. Мы двигались с отставанием на полтора-два века от Испании, и поэтому начало двадцатого столетия застало нас не в нижней точке падения, как Испанию, а на полпути к ней. С наступлением последнего века тысячелетия в Испании медленно, но верно начался подъем, а Россия еще продолжала свой исторический спад. Правда, перед этим высоту Россия, естественно, набрала большую в связи с ускорением мирового исторического процесса, поэтому и на спаде успела спасти Европу от перспектив глобализации по-фашистски.

Конечно, тот социализм, за который боролся Ортега-и-Гассет в десятые годы, в Испании не состоялся, республика не справилась с управлением, но не было и настоящей фашистской диктатуры. После показательного применения силы с использованием спецлагерей для противников режима, осталась только поза диктатора. И это еще раз подтверждает мысль Ортеги, насколько нецелеустремленной была страна. Ей оказалось достаточно мундира военной диктатуры, а сама диктатура не понадобилась. Зачем? Страна жила настоящим. Это был «Улей», обрисованный в романе Камилло Хосе Селы, возникший после падения старых предвоенных мифов, описанных, в частности, Пио Барохой.

Эпидейксис Испании проявился еще и в том, что после Второй Мировой войны страна начала жить футболом, на полстолетия опередив в абсолютизации этой страсти весь остальной европейский континент. Кстати, в признании важности игровой доминанты, в оценке роли спорта в обществе Ортега-и-Гассет был одним из первых. Давно перестав побеждать весь мир в войнах и опережать в далеких экспедициях, Испания начала выдвигаться на первые роли на футбольных полях. Речь идет не только о многодесятилетней клубной доминанте «Реала» и «Барселоны» в Европе, но и значительном доминировании ибероязычных латиноамериканских стран на уровне сборных. Россия же, победив в мировой войне, только десять-пятнадцать лет спустя смогла бросить силы на спортивные достижения, которые ей тоже были необходимы по соображениям эпидейксиса, показательности.