Читать «Промысел Господень: Летописи крови» онлайн - страница 43

Евгений Таранцев

Колесница. К осям которой крепятся острые серпы. Они подрезают ноги бегущих перед ней. А позади стелется ковер пламени, в котором горят изъеденные проказой трупы.

Императрица с длинными черными когтями, на которые, словно на вертела, насажены детские трупики. И руки, по которым струится жертвенная кровь.

Демон, имя которому легион. Чья кровь еще помнит время, когда он был Денницей, вестником света. А обернулся Врагом, проклясть которого стало хорошим тоном.

Смерть. Просто смерть. Лишенная иного смысла. Лета, река забвения. Стикс, последний рубеж.

Харон, усталый перевозчик. Тысячи лет он несет груз ответственности за тех, кто пришел на берега Стикса. Тысячи лет он ждет преемника, осмелившегося встать за ветрило погребальной ладьи.

— Ты задумал страшное. Но судьба благоволит к тебе. Тешься ее мимолетным покровительством. Надолго ли хватит звездной благодати?

Но вдруг лицо старухи меняет выражение. Оно словно сдувается, морщины неосторожными ручьями прорезают кожу вокруг слепых глаз. Рука дрожит, ощупывая последнюю карту.

— Я могла ошибиться… могла ли? О Боже, только не сейчас. Не этот расклад…

— Что ты несешь, старая карга?

— Тихо, Шерхан, молчи. Не разрушай построенное нелепыми возгласами. Тебе не понять этого… даже не старайся.

Последняя карта. Круг замкнулся.

Влюбленные. Энергия новой жизни. Перечеркивает все сказанное выше.

— Пожалей меня, Шерхан. Я разучилась плакать. Вместо слез мои глаза кровоточат и источают гной. Последняя карта… она говорит, что твои усилия… решай сам, Шерхан, мне больше нечего сказать.

— Ты врешь! Я вижу это. Думаешь, я идиот, которому можно скормить всякую дребедень?! Я же тебя собственными руками придушу!

— Да, лучше убей меня. Но больше ни слова! Они приказали мне молчать. Ты не знаешь, что может случиться из-за их гнева. Весь твой маленький приватный ад не видел ничего подобного.

— А твой ад случится прямо сейчас, если ты не перестанешь кудахтать эту чушь.

— Мне не страшно. Не пытайся меня запугать. Я боюсь только их.

Шерхана бьет мелкая дрожь ярости. Руки мнут скатерть. Длинные ногти, ставшие прочнее стали, впиваются в дерево столешницы.

— Я запомню, старуха. Я все запомню. И придет день, когда ты получишь счет от меня.

— Успокойся, я не дотяну до того времени.

Черный «линкольн-таункар» полз по крестословице переулков нижнего Луксора. Он был похож на отвратительную гусеницу, покрытую зловонной слизью. Шины царапались о булыжник мостовых. Внутри, отскакивая от стен автомобиля, бушевала злоба.

Шерхан, ставший туманом, пропитанным ужасом и смятением, бился в агонии. Он бредил наяву. Кровь бурлила в жилах, била фонтаном из носа и ушей. Черная кровь, требующая замены. Шерхан рвал кожу на груди, пытаясь добраться до сердца. Ребра выворачивались наружу. Сейчас Ватеку нужна была его измененная форма. Только в ней он мог избавиться от слабости человека. И метаморфоза эта была мучительна. Кожа обгорала сама собой, словно он потерял иммунитет к солнечному свету. Яркие вспышки боли обжигали сознание. Превращали его в пепелище. Шерхан выл и кричал, съедаемый превращением.