Читать «Проза Дождя» онлайн - страница 17

Александр Евгеньевич Попов

Простите нас, если сможете, мы с того утра громкость в любви поубавили. Особенное спасибо администрации города и страны, не наказали, не преследуют и окна не за наш счет вставляют.

Те, кто догадался, подходят, благодарят, жить при новых стеклах светлее стало.

Балкон

Кому что на роду написано. На моём – губы.

Когда родилась, папа ничего, кроме губ, на лице не обнаружил:

– Младший сержант получился.

Мама обиделась.

– Ты не на службе, мог бы что-то другое придумать.

– Они у нее – как две лычки на погонах.

В детстве я перецеловала всех кошек и собак. Меня стращали всякими болезнями, но рук на любовь не хватало. А влюблялась я каждый день. В плюшевых мишек, в кукол, в цветы, в букашек, но острее всего – в собак и кошек. Они были живыми и теплыми, реагировали на меня, визжали, мяукали от радости. Люди проходили мимо, да и я до них не доросла. Влюбилась на выпускном в своего одноклассника. Он, кроме губ, ничем не выделялся из остальных, они у него пол лица занимали. Яркие, как звезды на маршальских погонах. Четко очерченные и величавые до головокружения. Он ими целовал другую девчонку. А я не завидовала, не ревновала, я мечтала о них, как солдат мечтает о лампасах на штанах генеральских.

Мечты сбываются, сбылась и моя. Я так любила его губы, что он из-за меня даже поесть толком не мог. Вырывала ложку из рук, отодвигала тарелку и принималась целовать великолепие его лица. Он никогда не сопротивлялся, всегда сдавался без боя. Моя мама пробовала вставать на защиту, но всякий раз не выдерживала и отступала. Так мы лет пять процеловались взахлёб. У сверстников появлялись дети, а у нас губы, губы… и всё, ничего кроме губ. В кровати дальше кроликов не продвинулись. Раз – и готово. Бедно и бытово. Пустота она и есть пустота. Меня потянуло в Италию, в город влюбленных, в Верону. Взяла билет, ему не сказала и улетела бродить по улочкам Ромео и Джульетты. Там дошло, что пока Ромео не поднимется на балкон – до Джульетты, ничего не будет. Вернулась, выдумала свой балкон и стала ждать чуда, когда мой Ромео поднимется до меня. У него получалось плохо, ему было просто лень, он спотыкался и падал по пути к балкону. Однажды в октябре я ему сказала:

– Когда идешь ко мне, развяжи хотя бы шнурок на одном ботинке.

– Зачем?

– У Гагарина шнурок развязался, и он покорил космос.

– Я не Гагарин.

– А ты стань им!

Так я забеременела. Двенадцатого апреля меня увезли на скорой. Долго возились со мной, шушукались и решили, что ребенка не спасти. Выдумали вырезать матку, превратить меня в ничто.

И явилось чудо в виде старой докторши, она, как солнце, взошла в палату и скомандовала:

– Сегодня такой необычный день. Будем все вместе за ребенка бороться, и он обязательно выживет, смерть отступит от него.

Она родилась даже не семимесячной, всего кило двести. Маленький синий комочек. Когда ее на минуточку принесли ко мне, я увидела, что она прекрасна, как божий день. Глаза на всё лицо, и огромные ресницы, и ярко очерченные черные брови.

Кому что на роду написано, моей Господь глаза выделил, такие, как в сказке, глубины которых не измерить.