Читать «Суворовец Соболев, встать в строй!» онлайн - страница 65
Феликс Васильевич Маляренко
В столовую они пришли первыми, и, когда со стеллажей посудомоечной схватили лёгкие алюминиевые стопки, повар тётя Катя крикнула с кухни.
— Давай сюда. Наперво вам из жестяных отпущу, — и потянула в окошко огромные полные руки.
Пока Санька подавал тарелки, подбежал Витька и озабоченно спросил, где хлеборезка тётя Лена.
— На месте, в своей конуре. Где ж её быть-то, — удивилась тётя Катя.
— Берите вилки, ложки и раскладывайте, — приказал Витька и побежал через столовую в другой конец стучаться в окошко раздачи хлеба.
Постучавшись в окно, он принялся ломиться в дверь, а когда и это не помогло, стал долбать дверь подкованным каблуком сапога. Хлеборезка никаких признаков жизни не подавала.
Витька озабоченно побрёл к официанткам, которые разливали молоко по стаканам.
— Где эта хлеборезка тётя Лена? – возмущённо прокричал он на всю столовую.
Официантки, пожав плечами и заверив, что никуда не выходила, окончательно повергли Витьку в сомнения. И тогда он вновь вернулся к двери, и вновь принялся её таранить.
— Вить, хватит, — подошёл к нему Санька, — лучше пойдём картошку тушёную получать.
— Но как же без хлеба, масла и сахара?
— Так её там нет.
— Нет есть, уверен!
— Так что ей там делать? Почему не открывает? – удивился Санька.
— Что не понимаешь что ли, маленький? – постучал Витька кулаком по лбу. — Обнимается!
— Обнимается? С кем? – опешил Санька.
— Как с кем, с солдатиком Петей, который хлеб на подводе развозит.
— С Петей? – не успел до конца осмыслить Витькину догадку Санька, как дверь хлеборезки резко распахнулась, и оттуда выбежала маленькая и худенькая тётя Лена. Она яростно, как орлица, налетела на Витьку, схватила его за ухо и потащила в зал:
— Дежурный? Дежурный? Где дежурный? Заберите хулигана!
Санька, всё ещё ошарашенный, машинально заглянул в дверь хлеборезки, там было пусто. Он побежал за тётей Леной и вцепился в руку, на которой, послушно, как котёнок у кошки в зубах, висел Витька, кривясь от боли.
— Отпустите, отпустите его! Ему больно, — кричал Санька.
Тётя Лена разжала руку, посмотрела Саньке в глаза и, казалось, проскрипела:
— А мне не больно? Думаешь, мне не больно от его поганого языка? – Опустив плечи, она побрела к официанткам, которые, разлив молоко, отдыхали за столом именинников и дежуривших в ротах офицерав.
Санька слышал, как она, чуть не плача, жаловалась:
— Щенок! Ох, щенок! С Петей целоваться! Надо же, с Петей целоваться. Да мой Коля на фронте погиб, а этот Петя для меня сопляк. Всю душу измотал, полчаса бился. А у меня работа точная – масло взвешивать.
Витька, разносивший на подносе тарелки с картошкой, тоже возмущался:
— Во-первых, обниматься, а не целоваться. А во-вторых, кто виноват, открыла бы, и всё. Не везёт нам. Теперь пожалуется Чугунову. Давай быстрее ешь и иди зови Женю Белова. Пусть поторопится, а то всё жалуется…
Когда Санька открыл дверь казармы, Женя радостно посмотрел на часы.
— Как хорошо! Вовремя пришёл, я ещё в кино успею.
— Иди, в роте кто-нибудь есть?
— Все ушли, только старшина.
Женя быстренько влез в родную шинель и, хлопнув дверью казармы, побежал глотать ужин, чтобы наскоро убрав посуду со столов, успеть в клуб до журнала. В казарме стало тихо и жутко. Откуда-то раздавался металлический звон. Сначала тихо, а потом звон стал усиливаться. Казалось, кто-то катит дребезжащую металлическую тележку. Санька и раньше боялся оставаться в казарме один. Один на один с огромным двухэтажным домом, где за каждым нечаянным звуком, рождённым падающими каплями в умывальной комнате или шкрябаньем мыши чудится что-то страшное и непонятное. Ночью страшно не так. Рядом за стеной спят суворовцы, сто человек. А тут – один в целом мире, и старшина, если и есть, то как на другой планете.