Читать «День затмения» онлайн - страница 11
Аркадий и Борис Стругацкие
Тут вдруг Лидочка посмотрела Малянову через плечо и отчаянно взвизгнула. Малянов резко повернулся, повалив табурет. В полусумраке коридорчика страшно светилось изуродованное лицо Снегового.
Секунду стояла напряженная тишина, а потом Снеговой проговорил хрипло:
– Извините меня, Дмитрий Алексеевич, но дверь у вас была настежь…
– Бога ради, бога ради! – зачастил опомнившийся Малянов. – Замок дрянь, не защелкивается… Да вы заходите, Арнольд Палыч, садитесь.
– Нет-нет! Ни в коем случае, Дмитрий Алексеевич… – Снеговой был вполне корректен и вел себя совсем по-светски, но странно было, что, разговаривая с Маляновым, он почти неотрывно глядит на Лидочку. – Ни в коем случае! Я ведь почему зашел? Книгу! Книгу же я вам обещал и совсем забыл… Вы, может быть, заглянете сейчас ко мне?
– Какую книгу? – ошеломленно бормотал Малянов. – Что-то я не прип…
– А то я, знаете ли, завтра убываю, и надолго… – продолжал Снеговой, беря Малянова за рукав халата и увлекая его за собою. – Я забираю его у вас буквально на минутку, – обратился он к Лидочке. – Извините меня… – и снова к Малянову: – Было бы глупо, если бы я забыл… Сам же обещал, даже навязывал, и сам же забыл… Однако же, слава богу, вспомнил в последнюю минуту…
Продолжая молоть одно и то же, как заведенный, он протащил Малянова через прихожую, а на лестничной площадке, когда Малянову удалось наконец освободить свой рукав и он уже рот раскрыл, чтобы разразиться негодующей речью, Снеговой близко глянул ему в глаза и вдруг поднял и прижал к своим губам толстый корявый палец.
После этого немыслимого жеста Малянов, потрясенный и заинтригованный, полностью покорился, и они осторожно, почти на цыпочках, прокрались через лестничную площадку к обитой дерматином двери.
В квартире Снегового свет горел повсюду – в прихожей, в обеих комнатах, в кухне и даже в ванной. Все мыслимые источники были включены. И вообще квартира производила довольно-таки странное впечатление. Повсюду – на полках, на столах, на стенах – располагались десятки и сотни разнообразнейших раковин и улиток – от огромных тропических, рогатых и многоцветных, до самых невидных, маленьких и скромных, россыпью наваленных в огромное блюдо на журнальном столике. И не только улитки – самые неожиданные спирали и их красочные изображения наполняли квартиру. Винты, шурупы (и среди них – гигантские!), спиральные пружины, шнеки, яркие схемы каких-то спиральных образований и даже великолепные цветные фотографии спиральных галактик чуть ли не в полстены размером…
– Кто эта женщина? – негромко, но как-то очень напористо и с непонятной неприязнью спросил Снеговой, едва они вошли в комнату.
– Лидочка. Знакомая… Просто знакомая.
– Давно знакомы?
– Н-нет… Сегодня приехала… с запиской от жены…
– Вы же в разводе.
– Да. Но не могу же я отказать… – Малянов спохватился. – Арнольд Палыч, в чем дело? Вы ее знаете? Она что?..
– Стойте. Спрашивать буду я. Времени у нас нет, Дмитрий Алексеевич, вот что. Давайте по порядку. Во-первых, возьмите книгу.
– Какую?
– Любую, – сказал Снеговой нетерпеливо. – Возьмите вот эту и держите в руках, чтоб потом не забыть… И давайте присядем на минутку.
В полном обалдении Малянов взял со стола толстый том и, зажав его под мышкой, опустился на диван у торшера. Снеговой сел рядом и тотчас же закурил. На Малянова он не глядел. Снеговой, видимо, и в самом деле собирался уезжать. На полу и на стульях были расставлены раскрытые чемоданы, наполовину забитые одеждой, книгами и какими-то папками. На распахнутой дверце шкафа висел на распялочке темно-синий парадный костюм с орденскими ленточками сорочка, галстук… Сам Снеговой был в обширной полосатой пижаме, в домашних стоптанных тапочках.
– Значит, по порядку… – прогудел он, глядя в угол и поминутно затягиваясь. – Во-первых. Над чем вы сейчас работаете?
– Я? А что?
– Вы ведь, кажется, астроном? Так?
– Так.
– Наблюдатель?
– Нет. Теоретик.
– А такая фамилия – Губарь – вам ничего не говорит?
– Губарь? Губарь… Нет, Арнольд Палыч, что случилось?
Снеговой раздавил окурок в пепельнице и тут же закурил снова.
– А фамилия Глухов?
– Глухов? Тоже нет… Хотя подождите, у Вечеровского же есть приятель Глухов… Владлен… Владлен…
– Историк?
– Д-да… кажется.
– Так! – Снеговой поднялся и, жуя окурок, прошелся по комнате, засунув огромные свои лапы в карманы пижамы. – А Вечеровский?..
– Да я же вас с ним знакомил! Он биолог, очень крупный, с европейским именем…
– Да-да… Помню… Вечеровский… – прогудел Снеговой. – Помню, конечно… Спасибо, Дмитрий Алексеевич. Это очень ценно, что вы мне сообщили… Да! Так над чем вы сейчас работаете?
И тут Малянову стало страшно. Снеговой был не похож на себя. Вопросы его скрывали какую-то тайную угрозу… И Малянов разозлился:
– Слушайте, Арнольд Павлович! – сказал он. – Я не понимаю!..
– Я тоже! – сказал Снеговой резко. – Я тоже не понимаю, а понять надо! Пока не поздно. Рассказывайте. Подождите!.. У вас закрытая тема?
– Какого черта закрытая! – сказал Малянов раздраженно. – Общая космология, немного астрофизики и звездной динамики… теория гравитации… Я доказываю, что некоторые виды сингулярностей устойчивы… Да вы все равно ничего не поймете, Арнольд Павлович.
– Сингулярности… – медленно проговорил Снеговой и пожал плечами. – В огороде бузина, а в Киеве дядька… И не закрытая? Ни в какой части?
– Ни в какой букве!
– И Губаря не знаете?
– И Губаря не знаю.
Снеговой засмолил третью папиросу. Он стоял перед Маляновым, нависая над ним, – огромный, сгорбившийся, страшный – и молчал. Потом он сказал:
– Ну, на нет я суда нет. Извините меня, Дмитрий Алексеевич. У меня все.
– Да, но у меня не все! – сварливо сказал Малянов, поднимаясь. – С вашего позволения, Арнольд Павлович, я бы хотел узнать…
– Не могу, – сказал Снеговой как отрезал. – Не имею права.
И не обращая более никакого внимания на Малянова, он подошел к столу и принялся разгружать карманы пижамы. Носовой платок, грязный, мятый, – в угол. Пачка «Беломора». На стол. Коробок спичек. Еще одни коробок спичек… Какие-то сложенные бумажки… авторучка…
Потом он извлек на свет огромный пистолет и сунул его небрежно в первый ящик стола.
Увидев этот пистолет, Малянов приоткрыл рот и тихонько попятился к двери.
На пороге своей квартиры Малянов задержался и прислушался. Дверь была приоткрыта, виднелся свет в щели, но звуков никаких слышно не было, кроме, впрочем, ворчания водопровода. Тогда Малянов осторожно прошел в прихожую. Дверь при этом отчаянно заскрипела, и Малянова всего перекосило от этого скрипа.
В кухне было пусто. Стол прибран, чисто протерт. Вся грязная посуда – в мойке. Пол подметен. Газ выключен. И никого.
И в ванной тоже никого. Висят на бельевой веревке розовые трусики и такой же лифчик.
Малянов прошел в кабинет, положил на край стола толстый справочник Снегового и некоторое время стоял в нерешительности, озирая свое хозяйство: включенный калькулятор с красными цифрами на дисплее, груды исписанной бумаги, рулоны графиков, бумажные листы, разбросанные по всему полу…
Потом он вытянул губы дудкой, задрал брови повыше, словно собирался отмочить какую-нибудь шуточку, повернулся и на цыпочках, но решительно направился в бывшую детскую.
Лидочка мирно спала. Мигающий фонарь за окном выхватывал из темноты контуры ее тела, закутанного в простыню, бледное, без кровинки лицо с поджатыми губами. Лицо это было сейчас таким непривлекательным и даже страшноватым, что Малянов, казалось, оставил свои решительные намерения и остановился на полдороге, неспособный решить, так ли уж ему нужно то, за чем он сюда приперся.
И вдруг давешний гул прокатился за окном, снова подпрыгнул и повернулся на месте огромный лидочкин чемодан, и фонарь на улице сперва замигал и задергался, словно припадочный, а потом вдруг разгорелся в полную силу.
Всю комнату залило ртутным мертвенно-синим светом, и в этом свете Лидочка вдруг поднялась на постели, села, придерживая на груди простыню, и уставилась на Малянова ясными, широко раскрытыми глазами. Будто и не спала вовсе.
– Трясет… – сказал Малянов, словно оправдываясь. – Кому-то мы очень не нравимся…
– Дмитрий Алексеевич, – сказала Лидочка негромко. – Идите сейчас же спать.
Голос у нее был, что называется, «железный», в опытное ухо Малянова не улавливало в нем ни тени надежды. Само по себе это, может быть, и не остановило бы его, но… Все было не так, как должно быть и бывает обычно в подобных случаях. И резкий беспощадный свет в окно – словно любопытствующий прожектор. И подрагивающие стены, и шорох штукатурки, осыпающейся где-то от подземных толчков. И женщина в постели… Не женщина сидела там, выпрямившись, прижавшись лопатками к стене, – ведьма это сидела, кутаясь в простыню. Сухая кожа туго обтягивала лицо, и обнажились верхние зубы – то ли в улыбке, то ля в оскале каком-то.
– Так уж прямо и спать… – глупо сказал Малянов, переминаясь с ноги на ногу. – Рано еще спать. Пусть дети спят.
Лидочка молча смотрела на него. Ведьма на допросе.
– Ну что ты в самом деле! – сказал он, слегка приободрясь. – Лидия! Отвратительная мидия!
Лицо ее дрогнуло, она словно бы расслабилась мгновенно.
– Что ты глядишь на меня, как ведьма на допросе? – он шагнул вперед и оказался на краешке кушетки. Женщина снова напряглась и чуть отодвинулась.
– Ну ладно. Ну не буду. Как хочешь. Пойду тогда работать. Сегодня весь день не давали работать. Как с цепи сорвались, честное слово. Сначала – телефонные звонки. Потом этот деятель с замороженным омаром. Потом Вечеровский приперся…
– Потом я, – сказала Лидочка тихо.
– Потом ты, – согласился Малянов.
– А кто это сейчас приходил?
– Сосед.
– Зачем?
– Да так… Ерунда разная. Про тебя расспрашивал, между прочим.
– И что ты ему сказал?
– Сказал: это одна моя знакомая ведьмочка… – промурлыкал Малянов, предпринимая кое-какие разведывательные действия.
– А он?
– А он… всякие глупости спрашивал… про общих знакомых…
– А ты?
Малянов не ответил.