Читать «Око Соломона» онлайн - страница 183

– Ты слышал новость, благородный Вальтер? – спросил Венцелин у фон Зальца на крыльце храма, где только что закончилась заупокойная служба по князю Торосу.

– Какую новость? – насторожился рыцарь.

– В окрестностях города ограбили обоз твоего друга Гундомара фон Майнца.

– Кто тебе это сказал? – Вальтер в ярости схватился за рукоять меча.

– Весть о грабеже привез в город сам Гундомар, – пожал плечами Венцелин. – Кажется, рыцарь пострадал во время схватки. Болдуин обещал найти виновных, но, как ты понимаешь, ему сейчас не до разбойников.

– Будь ты трижды проклят, Венцелин Гаст, – с ненавистью выдохнул фон Зальц, но его рука, сжимавшая меч, ослабла.

– Фон Рюстов, с твоего позволения, – поправил рыцаря Венцелин и, не прощаясь, покинул исходившего ругательствами Вальтера.

Хусейн Кахини уже знал о случившемся несчастье, а потому, наверное, отнесся к сетованиям фон Зальца с поразительным спокойствием:

– Если это не милая шутка твоего друга Гундомара, то грабителей мы найдем и очень скоро. Ибо продать такое количество золота и драгоценных камней непросто.

В отличие от почтенного Самвела, Вальтер фон Зальц в честности своего друга не усомнился. Гундомар был слишком глуп для такой изощренной подлости. Зато доверие рыцаря к даису исмаилитов сильно пошатнулось, хотя он и не стал заявлять об этом вслух. С таким негодяем как мэтр Жоффруа стоило держаться настороже.

Глава 8. Сделка.

Граф Раймунд Тулузский был глубоко разочарован поведением басилевса. Алексей Комнин вместо того, чтобы прибыть в Антиохию лично или хотя бы прислать в город одного из своих военачальников, отделался высокопарным посланием, слегка позабавившим благородного Боэмунда Тарентского, которого теперь все чаще называли графом Антиохийским. С огромным трудом Сен-Жиллю удалось уговорить вождей похода не принимать решение немедленно, а отправить к императору посланца, способного уговорить Алексея Комнина в необходимости более активного участия византийцев в святом деле. В качестве посланца граф Раймунд предложил Вермондуа. Благородный Гуго поломался для приличия, но потом все же дал согласие, отправиться в Константинополь. Граф Фландрский клятвенно заверил брата короля Филиппа, что интересы французских шевалье, оставленных Гуго на его попечение, не пострадают, как не пострадают и интересы самого Вермондуа. Последнее, по мнению Сен-Жилля, было лишним, ибо благородный Гуго, сохранявший свою законную долю в предстоящей добыче, чего доброго решит, что жизнь в Константинополе куда комфортнее убогого существования в лагере крестоносцев и не станет слишком уж докучать Алексею Комнину просьбами о помощи. Однако вслух Раймунд своего мнения высказывать не стал, дабы ненужными подозрениями не нажить врага в лице могущественного графа, чья помощь в будущем могла ему понадобиться. Вермондуа снарядил две галеры и с большой помпой отплыл в Константинополь, помахав на прощание рукой благородному Раймунду, провожавшего его в далекий и небезопасный путь. Что же касается Сен-Жилля, то, проводив посланца, он впал в тяжелую задумчивость, повлекшую за собой упадок сил. Осень уже вступала в свои права, навевая тоску не только на Раймунда, но и на все воинство Христово. После победы над атабеком Кербогой прошло уже четыре месяца, а крестоносцы так и продолжали пребывать в бездействии, словно цель, к которой они стремились всей душой, уже была достигнута. Шевалье Аршамбо де Монбар вскольз заметил, что так долго продолжаться не может. Ряды крестоносцев продолжали расти за счет многочисленных паломников, пребывающих со всех концов Европы. Среди них были как воины, так и мирные обыватели, еще не успевшие познать всю прелесть походной жизни, а потому наивно полагавшие, что иерусалимские стены сами рухнут к их ногам, стоит только воззвать к Богу. Волнения среди простолюдинов нарастало, и многие бароны все более проникались общим недовольством и требовали от вождей продолжения похода.