Читать «Мужское воспитание» онлайн - страница 33

Борис Николаевич Никольский

Но мама не закричала, она только выразительно поглядела на меня и сказала:

— Но сегодня ты ведь идешь в школу?

— Да, конечно, — торопливо сказал я. — Идем, Элька, а то опоздаем…

И мы пошли — я и мой конвоир Элька Лисицына.

Однажды — это было еще в третьем классе — я болел скарлатиной и долго лежал в больнице. И когда потом я вернулся в школу, я был еще слабым и тихим, я чувствовал себя робко и неуверенно, совсем как новичок. И вот теперь у меня было опять такое же состояние, словно я возвращаюсь в класс после долгой тяжелой болезни. Так что я был не очень далек от истины, когда сказал Анне Сергеевне, что болел эти три дня, и даже пообещал принести завтра записку от матери. Хотя я не очень хорошо представлял себе, как смогу добыть эту записку, потому что догадывался, что ждет меня сегодня дома.

И я не ошибся.

Вечером у нас состоялся семейный суд.

Отец был как бы главным судьей. Мама — и обвинителем и свидетелем одновременно. Только защитников, естественно, у меня не было.

Правда, разговор со мной отец начал вполне мирно и даже шутливо, и, если бы я сразу покаялся, все бы, наверное, кончилось быстро и благополучно, но на меня вдруг накатило упрямство, просто какое-то упрямое безразличие, и я молчал.

— Ну-с, — сказал отец, — какие еще фортели ты намерен выкидывать? Посвяти, пожалуйста, нас с мамой в свои секреты.

В общем-то, я думаю, ему было не до шуток, и мне тоже — зачем же он разговаривал со мной таким тоном, словно лейтенант Загорулько?

Я ничего не ответил. Что я мог ответить?

— Ну что ж, помолчи, помолчи. Я подожду, — сказал отец.

— Ему просто нечего говорить. Разве ты не видишь? — сказала мама. — Прогулял три дня и еще улыбается. Как святой.

Это была неправда. Я не улыбался. Я просто молчал.

— Дай-ка дневник, — сказал отец.

Я принес дневник. В дневнике у меня все было в полном порядке — одна четверка по английскому и ничего больше. За дневник я был спокоен.

— Та-ак… — сказал отец.

— Я теперь не знаю, чему верить, — сказала мама. — Может быть, он уже и отметки подделывает?

— Ну уж! — сказал я. Зря я не удержался.

— А что «ну уж»? Что «ну уж»? — сразу закричала мама. — Вчера ты обманывал меня и не ходил в школу. Завтра будешь подделывать отметки в дневнике — что тут удивительного?

Я опять замолчал. Мне нечего было возразить.

— Ну вот что, братец, — сказал отец. — Я хочу, чтобы ты членораздельно объяснил: почему ты не ходил в школу? Были же у тебя какие-то причины?

— Какие у него причины! — сказала мама. — Связался, наверно, с плохой компанией!

— Так в чем же дело? — повторил отец.

Неужели он сам не понимал, в чем дело? Неужели так трудно было догадаться?

Не мог же я рассказать ему, что сегодня на переменах я даже не выходил из класса — боялся, что меня начнут расспрашивать об отце! Не мог же я рассказать ему, как на уроке литературы, когда учительница вдруг произнесла слово «академия», у меня тут же ухнуло и полетело вниз сердце, потому что мне показалось, что в тот момент все разом посмотрели на меня и подумали о моем отце, и я долго еще не решался поднять глаза, хотя, конечно, то, о чем говорила учительница, не имело никакого отношения ни ко мне, ни к моему отцу… Мог ли я теперь рассказать ему об этом?