Читать «Портрет мертвой натурщицы» онлайн - страница 134

— Беру, — хмуро сказал Андрей. — Сколько с меня? — И, узнав сумму, выпучил глаза, но покорно отсчитал купюры.

* * *

Перрен с облегчением вышел из огромного отстроенного еще в советскую эпоху монстра — посольства России на бульваре Ланн. Обернулся на скульптуру голубя (очевидно, дружеское подмигивание в сторону «Голубя мира» ярого коммуниста месье Пикассо). Птица сидела на какой-то железной страсти, вроде факела. В этом году зима в Париже была особенно зябкой, и комиссар запахнул пальто.

Но в посольстве по русской традиции оказалось сильно натоплено. Мужчина, очень смахивающий на российского президента (отбирают их тут по внешним данным, что ли?), торжественно вручил ему с Мазюрелем потерянные энгровские рисунки. Перрен глянул искоса — рисунки как рисунки, а такой сыр-бор. Должен был даже прибыть министр культуры, но, к счастью, обошлось. Потом сервировали тарталетки с черной икрой — но комиссару икра казалась гастрономическим извращением, и тарталетки он пропустил. Прочие же, поедая грязно-серого цвета зернистую пакость, прекраснодушно говорили об искусстве, отсутствии мировых границ в творчестве и (тут следовал чуть небрежный кивок в сторону Перрена) во взаимопомощи.

Комиссар морщился, попивая шампанское, и, при первой возможности попрощавшись с размякшим от облегчения и шампанского Мазюрелем, вышел из посольства. У ограды был припаркован скутер — новая модель с двумя передними колесами. Стабильная и маневренная, она была приобретена комиссаром только в сентябре, и Перрен, пробираясь по бесконечным парижским пробкам, не мог нарадоваться на свою «ласточку».

Он надел каску и подумал, что совсем не с теми людьми хотел бы выпить. И вовсе не таких напитков. Перрен любил водку. И русские равиоли, огромные, напичканные сочным мясом. Забыл, как называется.

Отправляясь в свою холостяцкую нору на бульвар Батиньоль, он вспомнил о московском следователе с плохим английским. Вот с ним, без всяких сомнений, они отлично выпили бы и поговорили за жизнь. А его помощница с прекрасным французским и — Перрен был в том абсолютно уверен — белокурая красотка славянского типа переводила бы им до тех пор, пока алкоголь не снес все языковые границы.

Андрей

Машу он поймал уже у выхода.

— Нэ так бистро, красавица! — воскликнул с грузинским акцентом. И продолжил уже на чистом русском. — Не согласитесь ли вы пойти со мной в филармонь. Нынче дают вашего любимого Людвига вана, а играть будет — Соколов.

— Не может быть! — Маша молитвенно прижала руки к груди. — Он же почти не приезжает в Москву! Максимум — в Питер.

— Кхм. Мда, — уже с трудом поддержал разговор Андрей. — Что очень зря для пианиста с такой блестящей техникой.

Маша вдруг расхохоталась, взяла его за руку:

— Спасибо! Только у меня времени нет переодеться.

— Ничего. Я переживу как-нибудь. А Соколов твой со сцены этого даже не заметит. Поехали!

И он потянул ее вниз по лестнице, быстро, еще быстрее. Они забрались в машину, и только там он решил задать Маше сакраментальный вопрос: