Читать «Меж рабством и свободой: причины исторической катастрофы» онлайн - страница 182

В заключение говорилось, что хотя прошение подписано всего 87 лицами, но "согласуют большую часть, чему свидетельствуют подписанные от многих мнений".

Можем представить себе, с какими чувствами слушала Анна высокого широколобого человека, уверенно провозгласившего то, что она вовсе не ожидала услышать. Она была уверена — по сведениям, доставленным ей от Остермана, — что получит прошение о восстановлении полного самодержавия, а получила почтительное, но твердое, со ссылкой на общее мнение, требование созвать учредительное собрание, представляющее все слои дворянства. И это собрание должно было решить, как ей править и какими правами обладать.

Своим внезапным демаршем Татищев и его сторонники сильно спутали карты партии самодержавия и едва не повернули ход событий.

И Анна не забыла этого Татищеву.

Не меньшее изумление и возмущение испытали и собравшиеся гвардейцы. Они пришли поддержать требование самодержавия, а их снова вовлекли в конституционные "затейки". Они стали шумно протестовать. Конституционалисты, которых было больше, стояли на своем. Возбуждение нарастало. Кровавое столкновение между гвардейцами и конституционалистами казалось неизбежным. Маньян писал со слов очевидцев: "Говорят, дело могло легко дойти до печальных крайностей, что могла совершиться одна из самых трагических сцен и что все зависело от той минуты, когда императрица, побуждаемая герцогиней Мекленбургской, отказала кн. В. Л. Долгорукому обсудить челобитную дворянства в собрании государственных чинов". То есть в Верховном тайном совете.

Маньян имеет в виду и в самом деле поворотный момент событий.

То, чему князь Василий Лукич стал свидетелем, не было худшим из возможных вариантов. Верховники ожидали провозглашения самодержавия. Но в данном случае Долгорукого испугала окончательная потеря инициативы. Учредительное собрание, коль скоро оно было бы созвано, перечеркнуло бы законодательную власть Верховного совета и, скорее всего, ликвидировало бы его.

Пытаясь выиграть время и оттянуть решение, князь Василий Лукич неосторожно спросил князя Черкасского: на каком основании он "присваивает себе право законодателя"? И тут во всеуслышание прозвучало то, что давно висело в воздухе. "Делаю это потому, — ответил Черкасский, — что Ее Величество была вовлечена вами в обман; вы уверяли ее, что кондиции, подписанные ею в Москве, составлены с согласия всех членов государства, но это было сделано без нашего ведома".

Скорее всего, это была импровизация со стороны князя Алексея Михайловича, не отличавшегося точностью политического мышления. Своей репликой он фактически дезавуировал ту самую челобитную, которую они с Татищевым только что представили Анне и в которой кондиции представлялись великим и справедливым благодеянием. Черкасский, выдвинутый вперед Татищевым, явно растерялся не меньше императрицы.