Читать «Время прибытия» онлайн - страница 311

– Почему вы все время иронизируете в своих книгах? – спросил меня за обедом в Переделкине неулыбчивый Валентин Распутин, прочитав мой «Демгородок». – Россию не любите?

– А Гоголь почему иронизировал?

– Но вы же не Гоголь!

– К сожалению… Но если бы я не любил Россию, я бы не иронизировал, а издевался бы…

За точность формулировок не ручаюсь, но смысл разговора передаю достоверно.

Я рос под сильнейшим влиянием Ирины Анатольевны. Она не только учила меня родному языку, литературе, но и жизни. Причем учила особыми, своими методами.

– Значит, встречаться она с тобой не хочет?

– Нет, – вздыхал я, почти сломленный первой сердечной неудачей.

– Ясно. Рекомендую Голсуорси. «Конец главы». Читать перед сном.

Придя на работу в школу, я попал в ситуацию, характерную для позднесоветского педагога. Представьте, молодой учитель, иронически, как и большая часть тогдашней интеллигенции, относящийся к советским идеалам, встает у доски. Призванный отвечать на жгучие вопросы о будущем, о правде, о социальной справедливости, о смысле жизни, он на некоторые из них сам не знает ответа. На другие знает, но поделиться своими сомнениями не может. Нельзя – боец идеологического фронта! Много позже я прочитал у Ренана, что людей делают нацией общее славное прошлое и общие высокие планы на будущее. С планами на будущее было уже сложно. Анекдоты про коммунизм как воображаемую и недостижимую линию горизонта рассказывали друг другу даже пятиклассники.

Герой моей повести, журналист Петрушов, по стечению жизненных обстоятельств пришедший работать в школу, чувствовал этот разлад и пытался объединить учеников хотя бы героическим прошлым – поисками утраченной рукописи талантливого писателя Пустырева, погибшего на фронте. Но и он понимал, что этого уже недостаточно. Одного прошлого мало. Тем более что рукописи все-таки горят… Кстати, в своем романе «Географ глобус пропил» пермский писатель А. Иванов довольно точно повторяет сюжет «Работы над ошибками», но его «непросыхающий» учитель пытается сплотить класс идеей туристического похода в тайгу. Почувствуйте разницу! Литература невольно фиксировала снижение уровня целеполагания, отражая общую умственную и нравственную деградацию школы в годы «шоковых реформ». Про «Бабу ЕГЭ» поговорим в другой раз…

Честно говоря, сочиняя повесть, обо всех этих проклятых вопросах кризиса национальной идеологии я еще не задумывался, просто вспоминал свой учительский опыт, впечатления, коллег, учеников… Наверное, это даже хорошо: меня вела жизненная и художественная логика, а не политическая установка или вычитанная концепция. Критики, прежде всего, оценили в «Работе над ошибками» тщательно выписанную «анатомию и физиологию» поздней советской школы. Но взаимного отчуждения поколений, разрыва связи времен, необходимой каждому обществу, предкатастрофического неблагополучия она не уловила. Зато почувствовал это читатель. Как обычно, меня корили за ехидность и за то, что в описанном мной педагогическом коллективе слишком много недостатков. Главный герой любит одну женщину, а спит с другой, математик с альковной фамилией Котик соблазняет юных практиканток, завуч по кличке Гиря берет у родителей подношения, директор школы Фоменко ради карьеры предает друга, а утонченный Максим Эдуардович вообще с учеником до крови подрался в классе… Вывод напрашивался сам собой: советское учительство в упадке.