Читать «Минский» онлайн - страница 5

И оттого мы читаем:

…Увы, как стара, как согбенна душаПод гнетом всех прежних смертей и рождений.На утре ли дней, иль в могилу спеша,Мы – чуждого солнца вечерние тени,Мы – вечер усталый не нашего дня,Мы – пепел холодный чужого огня.И оттого слышится молитва усталого поэта:Прости мне, Боже, вздох усталости!Я изнемогОт грусти, от любви, от жалости,От ста дорог.

Может быть, именно в сознании этой усталости своей Минский в строфах «Душа и природа» настраивает читателя на мысль о том, что земля устала, вода же вечно неутомима. Земля и мы на ней, мы, земные, устаем, но весел и юн

Слитный голос вод бегущих,Журчащих, ропчущих, поющих.Тяжела старая земля, но легки воды:О, вода,Из всех стихий, с тобой рожденных,Одна ты вечно молода.

Утомленная душа поэта пришла к Богу, но «не как цветок идет в лучи тепла, не как вершина в свет эфира горний» – нет:

Чрез сумерки сомнений, ночь безверья,Чрез темные холодные преддверьяК твоей гробнице, Боже, я сошел,Я – робких душ бестрепетный посол,Я – шатких стен недвижная основа,Я – корень человечества больного.

Минский приобщился к философии (он и в статьях своих развивал теорию мэонизма). Когда он узрел Бога, он не умер, а воскрес – воскрес для красоты и мысли, для глубоких прозрений в то, что ждет нас «на том берегу» (о котором говорит, задумчиво говорит его «Вечерняя песня»), – для размышлений о том, что

Как сон, пройдут дела и помыслы людей,Забудется герой, истлеет мавзолей,И вместе в общий прах сольются.И мудрость, и любовь, и знанья, и права,Как с аспидной доски ненужные слова,Рукой неведомой сотрутся.

Обобщая, мы скажем, что продолжение Минского примиряет с его началом. На самом деле мир, конечно, не аспидная доска, и ничто с него не стирается. Такова и литература: ни одной страницы настоящей из нее не вырвешь. У Минского есть такая страница. Пусть он – небольшой, пусть развивался он не в естественной эволюции, пусть и сам он виноват в том, что его исказили, ввергли в аберрацию, что ему помешали, – все-таки усилиями духа он, хотя и поздно, себя нашел и себя рассказал и этим искупил свой вольный и невольный грех перед поэзией – то умаление эстетики, в котором и он, по недоразумению, принимал когда-то печальное участие.