Читать «Птички в клетках (сборник рассказов)» онлайн - страница 53

— С этим незнаком.

Или:

— С этой незнаком.

Еще Рейчел, тоже правильно, представляла себе, как он торчит у Сони в гостиной или, чего доброго, всех обносит напитками — неотесанный сынок; ведь эти запястья у него как запястья подростка, гримасничающего у гостей за спиною. Она так и слышала, как Соня его распекает за армейский жаргон и повадки, а сама культивирует их. Это был ее третий брак — от него требовалась оригинальность. Тут-то и суть проблемы.

Соня его выдумала; он не имел права быть тем, чем казался.

И вот Рейчел, которая писала, кстати, статью о распавшихся семьях, пригласила его зайти. Он прошел через парк от своего до ее дома. В дверях он произнес свой испытанный текст:

— Спасибо, что пригласили. Вы ведь меня пригласили? Ну, спасибо. Мы живем на разных сторонах парка. Это удобно. Не слишком близко.

Он вошел.

— У вас дом белый и белый пес, — сказал он.

У Рейчел был пес. Очень белый фоксик влетел и обложил Гилберта хрустально-заливистым лаем, выказав клыки крысолова. Рейчел, в закрытом голубом платье до пят, повела его в гостиную. Он погрузился в шелковую мягкость дивана, сомкнул колени и вежливо воззрился на Рейчел, словно на любопытное собрание костей.

— Встану я отсюда когда-нибудь или нет? — Он похлопал по дивану. — Глупый вопрос. Конечно, встану. Я пришел, стало быть, я уйду. — Кого-то он пародировал. Не ее ли? Фокстерьер, проследовав за ним в маленькую светлую гостиную, долго внюхивался в ботинки и брюки Гилберта и весь напрягся, когда тот потрепал его по голове. Пес зарычал.

— Хорошая голова, — сказал Гилберт. — Люблю собачьи головы. — Он разглядывал голову Рейчел. У нее были мягкие светлые волосы, волосок к волоску.

— Я заметил его шажки в прихожей, топ-топ-топ. У вас, значит, кафель. У меня ковер.

— Стыдно, Сэм, — строго сказала Рейчел собаке.

— Оставьте вы его, — сказал Гилберт. — Он чует Тома, Сониного бультерьера. Вот кого ты чуешь, да? Он чует врага.

— Сэм — это целая проблема, — сказала она. — Тебя вся улица ненавидит, правда, Сэм? Выбегаешь в сад и лаешь, и лаешь, люди даже окна открывают и ругают тебя. Кошек гоняешь, у сына Грегори загрыз кролика, у Джексонов укусил ребенка. Доктора до белого каления доводишь. Он в тебя швыряется цветочными горшками.

— Бросьте вы пилить бедного зверя, — сказал Гилберт. А собаке он сказал: — И молодец. Вредничай. Будь самим собою. Каждому полагается враг. Абсолютно.

А сам себе он сказал: "Она не простила мужа". В своем длинном платье она двигалась особенно непринужденно, будто под ним у нее ничего не надето. Гилберт это оценил, но тут же она взяла ненатуральный и глубокомысленный тон.

— Почему уж так абсолютно? — сказала она, прицепившись к поводу для дискуссии. — Может, все же относительно?

— Нет, — оживился Гилберт. Он обожал споры. — У меня вот на службе враг. Мелкий поганец. Подсиживает меня. Следит за мной. У нас там открывается новая должность, с повышением, — он думает, я на нее мечу. И следит. Сидит в другом конце комнаты, а я шевельнусь — корячится. Корячится, да. Я выхожу, он к двери, посмотреть — может, я к директору. А когда я к директору — он прямо потеет. Под любым предлогом суется к директору, пронюхать, о чем у нас шел разговор. Я сижу проектирую, он подойдет и уставится. Я смету составляю, он пялится на чертежи и на цифры. "Это что, для Джеймсона?" Не может сдержаться. "Нет, — говорю, — это я свой подоходный налог подсчитываю". Он возмущается, как это так, в рабочее время, и топает в свой угол. Радуется. Можно директору накапать. Но тут его берет сомнение, он поворачивается, подходит ко мне прямо вне себя. Не верит. "Да это я дюймы, — говорю, — в сантиметры перевожу". А он опять не верит. Кретин несчастный.