Читать «Родная старина» онлайн - страница 770

В. Д. Сиповский

гости являлись обязательно с хлебом и солью. Этим выражалось пожелание обилия и благополучия; сверх того, наши предки, как известно, верили, что хлебом-солью прогоняется злой дух… Люди суеверные, не чуждавшиеся колдовства, приносили на новоселье черную кошку и черного петуха, а также растворенную квашню. Место для постройки нового жилья надо было выбирать тоже умеючи: обыкновенно гадали, – клали, например, на землю кусок дубовой коры; на четвертый день смотрели, что под ней: если паук или муравей, то значит, место лихое, а если червяки, то – доброе и ставить на нем дом безопасно. Гадали еще и другим способом: из-под пазухи роняли на землю три хлеба: если они все или два из них лягут на землю кверху верхней коркой – добрый знак, а наоборот – плохо… После новосельного пиршества каждый из гостей должен был что-нибудь дарить хозяевам. Этим выражалось пожелание, чтобы к хозяевам в дом шло всякое добро и был бы он как чаша полная…

Переселяясь на вечное новоселье, т. е. расставаясь с жизнью, русский человек полагал обязанностью своею совершать добрые дела, это называлось «строить душу», и потому умирать в полной памяти среди семьи считалось Божьею благодатью. Умирающий составлял духовное завещание, распределял имущество, причем богоугодными делами считались раздача милостыни, назначение вкладов в монастыри и церкви и особенно освобождение рабов [холопов]. Случалось, что господин пред смертью не только отпускал своих холопов на волю, но наделял их деньгами. Было верование, что в будущей жизни человека будут судить по делам, на которых постигнет его смертный час. Вокруг умирающего собирались его семья и домочадцы; ему подавали иконы, и он каждого благословлял особой иконой. При этом всегда находился священник, духовный отец умирающего. Многие пред смертью постригались в монахи или принимали схиму… Лишь только человек умирал, на окно ставили, по старинному обычаю, возникшему еще в языческие времена, чашу со святой водой и миску с кашей – на омовение и на питание души. Затем собирались родные и знакомые, и, по обычаю, начинался плач и причитания: начинала обыкновенно жена покойника; в причитаниях она выражала свою любовь к покойному и горе. «Ах ты милый мой, ненаглядный мой! – говорила она, рыдая. – Закатилось ты, солнышко мое ясное! Зачем ты меня покинул? На кого меня, сироту, оставил?» и т. д. В таком же роде были причитания и других родственниц. Летом хоронили очень скоро, большею частью в течение двадцати четырех часов… Гроб обыкновенно не везли, а несли на руках. Нередко случалось, что нанимались плакальщицы, которые шли впереди и по сторонам гроба и громко вопили и причитали о доброте, о заслугах покойного, о скорби родных и близких. На краю могилы происходило прощанье с покойником; крышка с гроба поднималась, и все подходили и прикладывались; причем плакальщицы своими причитаниями заглушали вопли жены и родственниц. Затем священник полагал в руки мертвого отпустительную грамоту. Когда гроб опускали, все прикладывались к иконам и ели кутью. Могилы родителей и предков были святынею для русского народа, и кладбища считались местом святым; похоронить здесь самоубийцу было тяжким прегрешением, которое, по верованию наших предков, могло навлечь Божью кару на весь край: бездождие, падеж скота, мор и т. п.