Читать «Александр Дюма Великий. Книга 1» онлайн - страница 74

Даниель Циммерман

Поэтому над новым водевилем «Свадьба и погребение» Лассань и Александр в принципе работают под секретом. Третьим соавтором они взяли себе Вюльпена. Сюжет Александр позаимствовал из любимых сказок своего детства — «Тысячи и одной ночи». «Неутомимый путешественник Синдбад приезжает в страну, где жен хоронят вместе с мужьями, а мужей вместе с женами. По неосторожности он женится; жена умирает, и его чуть было не зарывают вместе с ней». Метод работы тот же, что и в «Любви и охоте», — вино и в меньшей степени крепкие напитки. План обсуждают вместе, работу делят на троих, и каждый приносит свою часть. Вюльпен оказывается более сознательным, чем Руссо, они сплачиваются. «Лассань берет на себя навести глянец на готовое произведение».

То ли у Александра слишком длинный язык, то ли голос слишком громкий, но однажды утром он увидел Лассаня совершенно убитым: только что Удар прочел ему нотацию и запретил заражать литературным вирусом одного из своих низших исполнителей. Александр хмурит брови, первая пьеса принесла ему около трехсот франков, и он надеялся учетверить эту сумму при помощи второй. Ни слова не сказав никому из персонала, он идет прямо к Удару защищать свои права. Начинает с жалобы на слишком скромную плату за его труды, недостаточную, чтобы прокормить трех человек (поскольку сын его целиком на содержании у Лауры, очевидно, под третьим лицом подразумевается кот Мизуф), и во всеуслышание заявляет о своем праве на творчество, разумеется, в нерабочее время.

Удар насмешничает: разве «Любовь и охоту» можно считать литературой? Конечно же, нет, Александр объективен, но разве лучше переписывать чужие пьесы «в среднем по четыре франка за акт», как делал он для Теолона? И потом в этом доме, с горечью констатирует Александр, для разных людей, как видно, разные правила, в зависимости от того, зовут ли их Дюма или Лёвен, так как Лёвену никаких упреков предъявлено не было. Удар не замечает этой погрешности против товарищества, он должен лишь передать приказ г-на де Броваля, но неистовый защитник своих прав продолжает жестикулировать, и Удар спрашивает:

«— Стало быть, вы настаиваете на ваших занятиях литературой?

— Да, сударь, и по призванию, и по необходимости я этого желаю.

— Так занимайтесь ею так, как Казимир Делавинь, и тогда никто не станет вас ругать.

— Сударь, — ответствовал я, — я не достиг еще возраста Казимира Делавиня, получившего приз за поэзию в 1811 году, я не получил того воспитания, которое получил г-н Казимир Делавинь в одном из лучших коллежей Парижа. Увы, мне всего лишь двадцать два [год он сбавил], своим воспитанием каждый день занимаюсь я сам, возможно, в ущерб здоровью, поскольку все, чему я учусь, а учусь я множеству вещей, клянусь вам, я постигаю в часы, когда другие спят или развлекаются. Да, в настоящий момент я не могу делать того, что делает г-н Казимир Делавинь. Но в конце концов послушайте, что я вам скажу, г-н Удар, и то, что я вам скажу, покажется вам весьма странным: если в будущем я сочту, что не сумел сделать совершенно иного, чем г-н Делавинь, тогда, сударь, я превзойду ваши и господина де Броваля желания и в тот же миг дам вам священную клятву, торжественное обещание никогда больше не заниматься литературой.