Читать «Александр Дюма Великий. Книга 1» онлайн - страница 119
Даниель Циммерман
Что касается «рыка африканской ревности», то у венецианского мавра он не шел ни в какое сравнение с львиным рыком Александра. Бальзак только что опубликовал свою «Психологию брака», а супруг Мелании грозился приехать в Париж. То ли бравый капитан Вальдор соскучился по жене и дочери в дальнем своем гарнизоне в Тионвиле? Или все это подстроила Мелания? Она хорошо знала своего Александра, который очень быстро пресыщался косностью, как в работе, так и в любви. Лишь преграды — физические, интеллектуальные или моральные — стимулируют, захватывают его, поддерживают в нем прежнее состояние духа. Парадокс Мелании в том, что, будучи нарушительницей супружеской верности, она ровно два года появлялась повсюду — в салонах, на приемах или спектаклях — в качестве постоянной спутницы мужчины, наставляющего ей рога, как будто она была его законной супругой. Чтобы вернуть Александра, ей нужно было снова стать тем более желанной, что требовалось постоянно и под большим секретом отбивать ее у худшего из соперников — законного мужа. Расчет был точным: как только Александр узнал о возвращении Вальдора, все в нем взыграло вновь, в том числе и «ревность, самая жестокая, которую он когда-либо испытывал» и от которой он чуть было не «сошел с ума». Однако не до такой степени, чтобы не реагировать на все происходящее в своей обычной манере, то есть одновременно с двух точек зрения.
Практическая сторона: «я нашел одного из моих друзей — служащего в военном министерстве: три раза затевалась отставка, уже должны были послать, потом она пропала, разорванная или сожженная им. Словом, муж не приехал».
Литературная сторона: он угрожает Мелании смертью, если она согласится делить супружеское ложе с капитаном. И прежде чем вылиться в поступок, угроза эта была использована среди других строф для написания предисловия к изданию «Антони»:
Воздержимся от собственных комментариев, поскольку комментарии Александра гораздо интереснее: «Что скажете об этих стихах? Они безбожны, богохульны, атеистичны и <…> слишком посредственны, непростительно посредственны, будь они написаны с холодной головой. Но они написаны в момент страсти, в один из тех моментов, когда тебе необходимо выкричать свою боль, сказать о своих страданиях на ином, чем обычный, вульгарный, языке. Вот почему, надеюсь, они заслужат двойного прощения поэтов и философов», а, может быть, даже и тех, кто таковыми не является.