Читать «Крест и порох» онлайн - страница 28

– Воля твоя, атаман… Но уж больно тяжко про травку помышлять, когда до золота ужо совсем рукой подать осталось.

– Вот посему я всех нынче без обеда и оставлю, Ганс. Чтобы о брюхе думали, а не о кошеле!

Казаки рассмеялись. Все понимали, что атаман просто не хочет выдать ватагу огнями и дымами, готовя пищу. А вяленого мяса всухомятку пожевать – так у каждого порция на день имеется. Можно и съесть, коли очень уж охота. Но после восьми дней гребли самым главным для воинов была вовсе не еда – а возможность просто лечь в траву, раскинуть руки – и ничего не делать, наслаждаясь безмятежным покоем.

Воевода и его помощники отдыха себе позволить не могли. Обосновавшись в ивняке на берегу, они рассматривали далекий берег, выбирая место для высадки и отдыха перед атакой. Сошлись на леске, в котором угадывались кроны дубов и лип. На болоте эти деревья не растут – стало быть, место сухое. Кроны уходят далеко вдаль и в стороны – значит, и лес большой. Есть где укрыться али куда отступить, коли схватка не так пойдет.

Когда над озером сгустилась ночь, казаки вывели свои корабли на открытую воду и, таясь в тени берега и не торопясь, дабы не плескать веслами, прокрались почти к самому городу, высадились в намеченном бору, сразу уйдя под кроны. Тоже медленно и осторожно, думая о травке и цветочках, стараясь не выдать себя ни треском, ни мыслями. Ушли недалеко – дабы не нашуметь в потемках. Заныкаться в чаще ведь можно с рассветом, пока селяне, продрав глаза, потягиваются, готовят завтрак, одеваются, собираются на работы.

Струги, на каждом из которых осталось по два гребца, тоже ушли недалеко, к ольховнику, перед которым тянулась тростниковая опушка. Коли втиснуться между серой камышовой стеной и берегом – с воды корабли никто с десяти шагов не разглядит. С берега тоже – ибо ивняки сырые и люди по ним обычно не гуляют.

За пару часов до рассвета все затихло, и ватага даже смогла немного прикорнуть, прежде чем двинуться дальше, готовясь к решительному броску…

* * *

Утро встретило селение зловещим кровавым крестом – перекрещенными отблесками двух рассветных солнц на дрожащей озерной ряби. На крыши домов слетели греться из леса бабочки-черноголовки, заплакали росой клыки черепов, украшающих вход в святилище, тревожно закружились над дубравой птицы, лопнули кожи сразу трех шаманских бубнов, застонали средь кустов мохнокрылые летяги, не желая возвращаться в родные гнезда.

Обилие зловещих примет, каждая из которых обещала боль и погибель, настолько встревожила вождей сир-тя, что они отказались от показательного суда над черной шаманкой, желавшей уничтожить все живое в этом мире, и решили, не оттягивая торжества, просто казнить могучую служительницу бога нижнего мира Темуэде-ни. Все едино иного конца старуху не ждало. Пока Нине-пухуця оставалась жива, зло тянулось к черной колдунье со всех сторон, окружая поселок, витая в воздухе настолько плотно, что ощущалось вязкой мерзостью всеми, от мала до велика. И даже туповатые воины, не пригодные ни на что, кроме как ходить на охоту или охранять менквов, – даже они тревожно посматривали то в небо, то по окрестностям, всей своей гладкой смуглой кожей предчувствуя неладное.