Читать «Без вести...» онлайн - страница 104

— Чтобы стать неуловимым, — поучал он, — надо перевоплотиться, надо забыть свое прошлое, надо освоить новую биографию и вжиться в нее, как талантливый актер вживается в любимую роль.

Новая биография должна быть такой, чтобы основные элементы ее или подтверждались, или не поддавались проверке.

У каждого агента была своя легенда, сохраняемая в строжайшей тайне от других. Она отрабатывалась, уточнялась до самых мелочей. И так день за днем...

И вдруг — крик, шум, сенсация: в России разоблачение культа личности.

Будущих шпионов, понятно, собрали в конференц-зале. Все тот же Гаремский орал до хрипоты, сбиваясь местами на визг:

— Господа, передовые ученые свободного мира давно доказывали, что социалистическая система есть тоталитарная система... Русский народ отстал от цивилизованного Запада на полвека.

Гаремский подергивал клинообразной головой. Проборчик на ней блестел, точно светлячок на гнилом пне.

После Гаремского выступили шеф, инструкторы. Николай старался вникнуть, разобраться, отсеять ложь, но это не удавалось.

«Ведь каждый из нас верил ему больше, чем самому себе. Жизни своей не жалели за него. С его именем бросались в огонь, на штыки, в ледяную воду; с его именем переносили нечеловеческие муки в фашистских казематах; с верой в него выдюжили голодное лихолетье. И вдруг, услышать такое о нем! Надо узнать правду, без злобных наветов... И поделиться не с кем — вот несчастье».

Вспоминал Иннокентия, Сергея... Только им он мог откровенно выложить свои тайные думки и сокровенные мысли.

После ужина подошел Виктор и, положив тяжелую руку на плечо — его любимая привычка, — спросил:

— Не испытать ли нам умение выжить во всякой среде?

Николай не понял.

— Мужик без бабы пуще малых деток сирота. Не дает бог баб, девок найдем, — и, заметив, как передернулись брови Огаркова, поспешно поправился:

— Пардон, ошибка вышла — меняю пластинку. Говорят: хлеба нету, пей вино... Пей вино, да не брагу, люби девку, а не бабу... Тьфу, опять старая пластинка попала...

Николай слушал болтовню товарища и удивлялся: обычно Виктора совсем не слышно. Но, видно, и ему иногда надоедает молчание, вырывается наружу веселый нрав, постоянно сдерживаемый и подавляемый.

Когда они шли по залитой вечерними огнями Норденштрассе, Виктор опять забросил свою ручищу на плечо Огаркова:

— Интересная штука: прочитай-ка слово «ресторан» с конца. Что получается? «наротсер». «Народ сер», понимаешь? Это, наверное, буржуи придумали.

Николай сбросил руку с плеча, ускорил шаг. За столиком, опрокинув вторую рюмку дешевой виноградной водки, сказал:

— Говоришь, народ сер? Точно. И мы с тобою серые, глупые и трусливые зайцы.

— Что ты понял из сегодняшних россказней о культе?

— Одно понял: что-то там творится, а нам от того ни жарко, ни холодно. Махнем еще по единой.

Налили и выпили.

— Ты веришь тому, что нам наговаривают?