Читать «Иван Грозный. Кровавый поэт» онлайн - страница 3

Началось это еще во времена «плешивого щеголя» Александра I, когда ученый муж Карамзин впервые пригвоздил к позорному столбу царя-палача. Карамзин, правда, не был профессиональным историком (их тогда вообще насчитывалось крайне мало), зато, что очень важно для понимания ситуации, стал основателем целого направления в изящной словесности, именуемого «сентиментализмом».

В чем этот сентиментализм заключался, если вкратце?

Получивший европейское образование барин наподобие Карамзина, проведя приятную ночь со своей крепостной девкой, как следует завтракал, попутно приказав высечь крепостного повара за подгоревшую индюшку. Потом отправлялся в благородное собрание перекинуться в картишки, где запросто проигрывал целые деревни, ему принадлежавшие, – естественно, вместе с тамошним крепостным населением. Ну, а вечером, после трудов праведных, брался за гусиное перо и до рассвета сочинял трактаты либо романы – о тяжкой участи крепостных рабов, о вреде разврата и картежной игры…

Самое печальное и страшное, что я, право же, не преувеличиваю и не рисую никаких карикатур. Именно так вели себя эти благородные, ученые господа: железной рукой правили своим крепостным хозяйством, а для души сочиняли труды о высоком, заливая их сентиментальными слезами…

Интересно, что Петр I в глазах означенных господ вовсе не выглядел ни кровожадным зверем, ни тираном. Хотя крови он пролил столько, сколько Грозному и не снилось. Самые завзятые недоброжелатели Грозного, сохранившие все же научную совесть, считают число его жертв в пятнадцать тысяч человек (если по максимуму, что вовсе не обязательно соответствует истине). При том, что население Московского царства при Грозном составляло восемь миллионов человек (по другим данным – девять). При Петре многомиллионное население России сократилось на четверть – включая умерших и сбежавших за пределы Российской империи. Тем не менее к Петру те, кто с пеной у рта обличал Грозного, были невероятно предупредительны и ласковы. Главным образом оттого, что Петр, изволите ли видеть, внедрял «прогресс» и «цивилизацию», – а Грозный олицетворял собою всю «исконно русскую» отсталость (последний тезис особенно полюбился недоброжелателям России за ее рубежами, взахлеб перепевавшим страшные сказки и неведомо кем пущенные сплетни о «русском варваре»). Вот и выходило, что тысяча жизней, погубленная во имя пресловутых «прогресса и цивилизации», негожа упоминания рядом со зверством Грозного, отрубившего одну-единственную голову (причем обладатель этой головушки заведомо считался невинной жертвой). Царствовала самая что ни на есть шизофреническая логика: раз Грозный кого-то казнил, значит, казненный был чист, как ангел, и ровно ни в чем не виноват. Грозный ведь – сумасшедший тиран… (Через много лет этот же, с позволения сказать, творческий метод будет на всю катушку применен в «разоблачении Сталина»…)