Гляжу, как безумный, на черную шаль,И хладную душу терзает печаль.Когда легковерен и молод я был,Младую гречанку я страстно любил;Прелестная дева ласкала меня,Но скоро я дожил до черного дня.Однажды я созвал веселых гостей;Ко мне постучался презренный еврей;С тобою пируют (шепнул он) друзья;Тебе ж изменила гречанка твоя».Я дал ему злата и проклял его,И верного позвал раба моего.Мы вышли; я мчалсяна быстром коне;И кроткая жалость молчала во мне.Едва я завидел гречанки порог,Глаза потемнели, я весь изнемог…В покой отдаленный вхожу я один…Неверную деву лобзал армянин.Не взвидел я света; булат загремел…Прервать поцелуя злодей не успел.Безглавое тело я долго топталИ молча на деву, бледнея, взирал.Я помню моленья… текущую кровь…Погибла гречанка, погибла любовь!С главы ее мертвой, сняв черную шаль,Отер я безмолвно кровавую сталь.Мой раб, как настала вечерняя мгла,В дунайские волны их бросил тела.С тех пор не целую прелестных очей,С тех пор я не знаю веселых ночей.Гляжу, как безумный, на черную шаль,И хладную душу терзает печаль.
* * *
Старый муж, грозный муж,Режь меня, жги меня:Я тверда, не боюсьНи ножа, ни огня.Ненавижу тебя,Презираю тебя;Я другого люблю,Умираю любя.Режь меня, жги меня,Не скажу нечего;Старый муж, грозный муж,Не узнаешь его.Он свежее весны,Жарче летнего дня;Как он молод и смел!Как он любит меня!Как ласкала егоЯ в ночной тишине!Как смеялись тогдаМы твоей седине.
* * *
Сижу я в неволе, в темнице темной,Ко мне прилетает орел молодой.Он крыльями машет и в окно стучит:«Товарищ, товарищ, давай улетим!Улетим с тобою в дальние края,За теплые воды, за синие моря,Товарищ, товарищ, скроемся с очей,Где нет рук коварных, где нет палачей.Улетим с тобой мы,где есть светлый рай.Где красное знамя,где свободный край.Товарищ, товарищ,вылетай скорей!Отворились ворота,и открылася дверь…Товарищ, товарищ,вот наш светлый рай.Вот красное знамя,вот свободный край!»
* * *
Вот мчится тройка удалаяВдоль по дорожке столбовой,И колокольчик, дар Валдая,Звенит уныло под дугой.Ямщик лихой —он встал с полночи, —Ему взгрустнулося в тиши,И он запел про ясны очи,Про очи девицы-души.Вы, очи, очи голубые,Вы сокрушили молодца,Зачем, о люди, люди злые!Вы их разрознили сердца?Теперь я горький сиротина!И вдруг махнул по всем по трем,И тройкой тешился детина —И заливался соловьем.
* * *
Не брани меня, родная,Что я так люблю его,Скучно, скучно, дорогая,Жить одной мне без него.Я не знаю, что такоеВдруг случилося со мной,Что так бьется ретивоеИ терзается тоской.Все оно во мне изныло,Вся горю я, как огнем;Все не мило, все постыло,Все страдаю я по нем!..Мне не надобны наряды,И богатство всей земли…Кудри молодца и взглядыСердце бедное зажгли…Сжалься, сжалься же, родная,Перестань меня бранить,Знать, судьба моя такая,Что должна его любить!..
* * *
Меж высоких хлебов затерялосяНебогатое наше село,Горе-горькое по свету шлялосяИ на нас невзначай набрело.Ой, беда приключилася страшная,Мы такой не знавали вовек;Как у нас – голова бесшабашная —Застрелился чужой человек!Суд наехал… допросы… – тошнехонько!Догадались деньжонок собрать,Осмотрел его лекарь скорехонькоИ велел где-нибудь закопать.И пришлось нам нежданно-негаданноХоронить молодого стрелкаБез церковного пенья, без ладана,Без всего, чем могила крепка…Без попов!.. Только солнышко знойное,Вместо ярого воска свечи,На лицо непробудно спокойное,Не скупясь, наводило лучи.Да высокая рожь колыхалася,Да пестрели в долине цветы,Птичка божья на гроб опускаласяИ, чирикнув, летела в кусты.Меж двумя хлебородными нивами,Где прошел неширокий долок,Под большими плакучими ивамиУспокоился бедный стрелок.Будут песни к нему хороводныеИз села по заре долетать,Будут нивы ему хлебородныеБезгреховные сны навевать.
