Читать «Круг общения» онлайн - страница 122

Для автономных эстетических практик нет ничего более губительного, чем иметь дело с официальными художественными и коммерческими структурами. По-видимому, пора заняться поиском новых экспозиционных парадигм и альтернативных форм контакта с аудиторией, а также созданием своего зрителя. Группе «КД», художникам апт-арта, а также Кабакову, Д.А. Пригову, Никите Алексееву, Наховой, Пепперштейну и его коллегам по группе «МГ»²⁰⁰ удалось это сделать в эпоху застоя. Сейчас, на новом витке стагнации, пришло время воспользоваться их опытом.

* * *

Сказанное относится к комплексу работ, которые в ином, менее амортизированном и отчасти конспиративном контексте воспринимаются как потемкинские деревни. Именно так в XVIII веке назывались инсталляции, снискавшие два века спустя репутацию «концептуальных проектов. Потемкинские деревни превращали форму в театральный реквизит, предназначенный для прикрытия некой параллельной активности. Одна из особенностей европейского сознания состоит в том, что орнаментальность (режим означающего [signifier]) включает в себя слово «ментальность» (режим означаемого [signified]). Как оказалось, орнаментальность означающего – не просто эстетический штамп: это институт власти, сформировавший европейскую ментальность в эпоху правления Людовика XV, ставшего воплощением (embodiment) абсолютизма формы.

Означающее – святая ложь. Благодаря ей, означаемое остается неузнанным. Спасение слов и вещей в их невнятности, в том, что каждый идиоматический текст – это «чемодан с двойным дном». Мир проницаем, но не весь: инстинкт самосохранения делает его менее прозрачным, чем нам бы того хотелось.

Конспиративность, кстати, залог верности «текста» самому себе, своей идентичности – будь то идентичность минимализма или идентичность концептуализма, тем более что способы редуцирования изобразительных средств, доведенных до анорексии, все те же потемкинские деревни. Партизаны, взрывающие поезда и транспортные коммуникации, а также террористы-камикадзе делают это еще более бескомпромиссно, хотя и в их случае редукция к «ничто» омрачена невозможностью выделить его в чистом виде²⁰¹. И не где-то вообще, а по ту сторону означающего. Взрывая «потемкинские деревни», диверсант (партизан) обнаруживает на их месте не то чтобы саму пустоту, а опустевшую сцену, где вскоре появятся новые декорации в соответствии с изменившимся контекстом. Этот отказ от старых маскировочных средств (в пользу новых орнаментаций) – пиррова победа негативно-ангажированного сознания над аффирмативным.

Говоря о перспективах московского партизанского концептуализма, имеет смысл уточнить – где, как, при каких обстоятельствах и в каком виде мы представляем себе реализацию этих перспектив.