Читать «Святая с темным прошлым» онлайн - страница 227

Чем сильнее затягивала его лихорадка, тем явственней Кутузов ощущал, как он устал. Устал бороться с недугом в одиночку, не имея любви на своей стороне. Много лет он без нее обходился, теша себя иллюзией, что почет и восхищение способны заменить живое чувство, а тут вдруг выбился из сил. Сколько можно жить в разлуке с той, чья душа горит ради тебя, как светильник? Сколько можно блуждать во мраке, полагая, что блеск орденов и есть истинный свет? Нынче, когда он стяжал всю доступную смертному славу, ему нежданно открылась вся бессмысленность жизни без любви.

И, искажая губы горькой улыбкой, вспоминал он писанное еще полтора года назад в Бухаресте письмо к своей дочери Елизавете:

«Чем дольше я живу, тем больше вижу, что слава – это только дым. Я всегда был философом, но теперь стал им в высшей степени. Мне смешно на самого себя, когда я размышляю о том, как я расцениваю и свое положение, и власть, и те почести, которыми я окружен. Я всегда вспоминаю Катеньку, сравнившую меня с Агамемноном: но был ли Агамемнон счастлив?»

Адъютанты осторожно заглядывали в его комнату и, видя фельдмаршала с глазами, закрытыми, как во сне, безмолвно закрывали за собою двери. А Кутузов все надеялся, что рано или поздно двери откроются для того, чтобы впустить к нему Василису и оставить их наедине. Он не сомневался, что пойти на такое, вполне в ее духе и в ее силах. А как свидятся… Хоть бы душа его в тот миг и разлучалась с телом, молитвами любящей женщины он вернется к жизни.

Но Василиса все не появлялась, оставляя его изнемогать от жара, слабости и кашля. Доколе же ему быть прикованным к постели?! Ведь армия уходит на запад без него! Неужто и в Париж без него войдут, и победителем в этой кампании Александра объявят?! «Нет, не бывать тому! – вдруг твердо подумал он. – Господь не допустит такой несправедливости! В этой войне победитель я, а не царь, о том и нынче всем ведомо».

Он позволил себе насладиться мысленной картиной того, как после молебна в Казанском соборе, предшествовавшем его отъезду к войскам, люди со слезами надежды стремились коснуться его мундира, называли «отцом» и «спасителем», умоляли защитить их. А те два протопопа, что почтительно вели его под руки через толпу, почитали себя счастливейшими из смертных. Сие воспоминание на время укрепило его дух, но быстро померкло. А на смену ему пришло другое, выжимающее из сердца невероятную тоску: ночь, горница в татарской деревушке, где он пришел в сознание после долгого беспамятства, и светлое от любви лицо Василисы, встречающее его на пороге жизни. Кутузов приподнял руку, желая прикоснуться к ее щеке и провести ладонью по волосам, но осознал, что он один в комнате.