Читать «Женщина при 1000 °С» онлайн - страница 6
Халльгрим Хельгасон
– Есть хочешь? – спрашивает Ловушка-Соловушка. Она зажигает свет в кухонном закутке и шарит своим клювиком на полках и в шкафах, что находятся справа по борту от моего покрытого одеялом судна.
– Овсянку, как обычно? – так она спрашивает каждое утро, наклоняясь к недомерку холодильнику, который отдала мне Доура и который порой не дает мне спать по ночам своим ледяным урчанием. Надо признать, что у малютки Ловы немного широковаты бедра, а ноги – как стволы сорокалетних берез. Очевидно, это из-за того, что у девчушки еще не было мужика, она до сих пор бездетна и живет у матери. Вот о чем мужчины думают, если такую красоту и доброту пропускают мимо? И такую гладкую, мягкую кожу…
– Ну, а у тебя-то как дела? Как выходные провела? Кого-нибудь закадрила? – спрашиваю я, не прекращая шуршать клавиатурой, затем перевожу дух. Для легочника такая фраза – очень длинная.
– А? – держа в руке сине-белый пакет молока, переспрашивает она как дурочка. (Хотя почему «как»? Она часто именно ею и бывает.)
– Ну, ты куда-нибудь ходила? Развеяться? – спрашиваю я, не поднимая глаз. Ей-богу, по-моему, у меня в голосе уже какие-то предсмертные хрипы.
– Поразвлечься? Да нет, я маме помогала. Она вешала в гостиной новые шторы. А потом мы съездили в деревню, в воскресенье, в смысле вчера, к бабушке в гости. Она на Утесе живет, на востоке.
– Лова, родная, ты про себя-то не забывай, – я делаю паузу, чтобы перевести дух, затем продолжаю: – Не трать ты свою молодость на старух вроде меня. Детородный возраст проходит быстро.
Я так люблю ее, что не жалею голосовых связок, горла и легких. После этого кружится голова, как будто позади глаз жужжит целый рой мух, а потом они все садятся на зрительные нервы и сообща сжимают их мертвой мушиной хваткой. Ах, ах, счастье.
– Детородный?
– Да… Мухи его залягай, он мне еще и отвечает?!
– Кто?
– Да Пекарь!
– Пекарь?
– Да, его зовут Пекарь. Ох и распалила же я его!
– У тебя много друзей, – говорит малютка Лова и принимается копошиться у машинки и раковины.
– Ага, их у меня уже больше семисот.
– Как? Семьсот?
– Ну да. На «Фейсбуке».
– Так ты и на «Фейсбуке» есть? Я и не знала. Посмотреть можно?
Она подходит ко мне, благоухая духами, а я призываю свою страничку из зачарованного царства Интернета.
– Вау, какая фотка шикарная! А где это ты?
– В Байресе, на танцах.
– Байрес?
– Ну, Буэнос-Айрес.
– И что? А это твой статус?..
– Да, это я на английский так перевела «бью баклуши». Вчера вечером я от безделья маялась.
– Ха-ха! Ой, а тут написано, что у тебя только сто сорок три друга, а ты сказала семьсот.
– Ну это ж я. У меня всякие страницы есть.
– Несколько страниц на «Фейсбуке»? А разве так можно?
– По-моему, в нашем мире это не запрещено.
Лова радостно переспрашивает и снова уходит на кухню. Просто удивительно, как мне делается хорошо, когда рядом кто-то занят работой. Это во мне говорит аристократизм. Я по рождению наполовину с моря, наполовину с гор, поэтому рано научилась раздвигать ноги. А моя чрезвычайно датская бабушка со стороны отца была первостатейной рабовладелицей, хотя сама трудилась больше всех. Она была самой первой нашей «первой леди». Перед каждым банкетом она нервно ходила по залу с полудня до самого вечера, с одной папиросой во рту, с другой в руке, пытаясь ничего не забыть и правильно всех рассадить. Всего должно было хватать на всех, все должно было идти как положено. Иначе – гибель для страны. Если американский посол подавится рыбьей костью, плакал план Маршалла. Бабушка знала, что переговоры сами по себе, в сущности, значат мало: «
