Читать «История шпионажа» онлайн - страница 142

21 июня жена Абеля наконец-то получила его посылку, в которой были луковицы гиацинтов. Это письмо говорит о том, что семья Абеля жила гораздо лучше обычных жителей СССР:

«Мой дорогой!

Мы наконец получили твою посылку. Все доставило нам удовольствие, особенно твоя забота и внимание. Мы были рады получить от тебя письмо, в котором ты пишешь, что у тебя все в порядке. Жаль, что ты долго не получал писем от нас (Абель получал письма пачками). Я отправляла тебе несколько. Поздравляю с днем рождения. Мы выпьем за твое здоровье и за скорое возвращение.

Мы сейчас на даче. Наш сад во многом пострадал. На лучших яблонях, с которых ты в прошлом году снял богатый урожай, сейчас только начали появляться листья. Я все еще сражаюсь с прислугой, новую никак не могу найти… Телевизор работает, но я редко смотрю его. Собака ведет себя хорошо, она ждет своего хозяина.

Я жду мужа, сейчас я чувствую себя более одинокой, чем обычно, потому что помню, что ты пообещал мне перед отъездом. (Возможно, Абель пообещал уйти из разведки после выполнения этого задания). Наш новый повар великолепен, тактичен».

20 августа жена Абеля получила письмо, в котором муж спрашивал ее, получили ли они его посылку.

«Мой дорогой!

Как я рада, что ты получил одно из моих писем. Мы получили посылку в мае. Гиацинты шли слишком долго, и две луковицы пропали. Остальные мы высадили, и они уже прижились. В следующем году они будут цвести. Это будет напоминанием о тебе. Мы считаем каждый уходящий месяц, помни об этом».

В своей заключительной речи Томпкинс сказал, что Абель хорошо выполнял свою работу: «Это превосходный шпион, профессионал своего дела. Эта профессия — его призвание. Он знает правила игры, и его семья тоже знает их». Абель на самом деле знал правила, первое из которых говорит, что, если тебя арестовали, ты предоставлен самому себе. У Москвы при упоминании имени Абеля началась амнезия.

Во время судебного процесса одним из главных аргументов в оценке обвиняемого стал его профессионализм. Но, по иронии, этим аргументом, каждый в своих целях, пользовались и обвинение, и защита. И прокурор, и адвокат сходились в том, что если Абель был шпионом, то он был настоящим профессионалом.

Донован говорил: «Давайте представим, что этот человек на самом деле тот, кем его считает обвинение. Во-первых, это значило бы, что такой человек должен служить своей стране, выполняя опаснейшую миссию. В нашей армии такие поручения даются только самым отважным, самым умным людям». Донован подвергал сомнению показания Родса и Хейханена. Он утверждал, что Абель, человек необычного таланта, был предан двумя отъявленными лгунами и негодяями.

Томпкинс пытался дискредитировать свидетелей защиты и письма, которые Абель получал из дому. Он говорил, что Абеля судят не за его семейные добродетели, а за то, что он был шпионом. На это Донован возражал так: «Международный шпион не может быть против закона, он вне его».