Читать «О сколько счастья, сколько муки... (Погадай на дальнюю дорогу, Сердце дикарки)» онлайн - страница 171

Анастасия Туманова

— Ничего… Ничего. Это я так. Иди, ступай. Я подожду, я, кроме тебя, никого не полюблю. — Она улыбнулась сквозь слезы, наугад перекрестила Яшку. — Джя дэвлэса.

Яшка поцеловал ее мокрую от слез ладонь, встал и быстро, не оглядываясь, вышел. Как только за ним закрылась дверь, Дашка молча повалилась вниз лицом на смятое одеяло. В такой позе и нашла ее вернувшаяся Настя.

— Дарья! С ума сошла! Ты почему на полу сидишь? Лезь под одеяло сейчас же, совсем без головы девка! Да ты… Ты плачешь? — Настя села рядом с дочерью, встревоженно повернула ее к себе. — Что ты, маленькая? Что тебе этот черт Яшка наговорил? Да я его сейчас…

Дашка покачала головой. Чуть погодя едва смогла выговорить:

— Он у-хо-дит…

— Куда?!

— С Маргиткой.

Настя вздрогнула. Молча помогла Дашке взобраться на кровать, поправила дочери подушку, прикрыла одеялом. Медленно подошла к окну, посмотрела на красную от заката улицу.

Через несколько минут Настя увидела, как из дома выходят двое. Маргитка плакала, волоча за собой огромный пухлый узел. Яшка держал ее за руку и оглядывал улицу. Вскоре он махнул рукой, и от угла не спеша подкатила извозчичья пролетка. Яшка сказал извозчику несколько слов, тот кивнул. Маргитка быстро залезла в пролетку. Брат прыгнул следом, повернулся к дому, и на мгновение Яшкины глаза встретились со взглядом Насти. Но пролетка рванула с места, копыта лошадей застучали, удаляясь в сторону Большой Грузинской, и вечерняя Живодерка опустела вновь.

Глава 20

На второй версте Рогожской дороги под звездным небом бродили кони. Поле было покрыто туманом, из которого появлялись и вновь исчезали лошадиные морды и хвосты, слышался храп, негромкое ржание. Очертания шатров и телег едва проступали в белесой пелене. Над полем висел тонкий месяц. От недалекой реки тянуло сыростью, в воздухе звенели комары, в траве оглушительно стрекотали кузнечики. Угли возле шатров уже догорали. Время перевалило за полночь, табор спал, и лишь у крайнего шатра красные отсветы тлеющих головешек выхватывали из темноты две фигуры — мужскую и женскую.

— Вот так. — Илья, не отрываясь, смотрел на огонь, и в глазах уже рябило от этого. — Вот так…

Варька молчала, попыхивая длинной изогнутой трубкой. Некрасивое лицо сестры не выражало ничего. Взяв лежащую рядом палку, она поворошила угли, и в небо взметнулся сноп пляшущих искр.

— Не потухло бы совсем… Сколько, говоришь, это у вас было?..

— Три месяца.

— Да-а-а… Вот послал бог брата — на лето оставить нельзя! Ну, и чего ты ждал? Ты Настьки не знаешь?

— Так ведь, Варька, я же и раньше…

— Что «раньше»? Раньше другое дело было, хотя и тоже ничего хорошего… Сам, что ли, не понимаешь? — Варька, отложив трубку, нахмурилась. — Ну, что у тебя головы нет, я всегда знала. Но Маргитка-то чем думала? Цыганская девчонка, понимать должна была…

— Наверное, тоже ничем. — Илья вздохнул. — Знаешь, она совсем ничего не боялась. Это я боялся, а она… — Он поморщился, как от боли, вспоминая. — Даже сейчас ее вижу… Глаза закрываю и вижу. Сидит, смотрит на меня своими пятаками зелеными и говорит: «Не жалею ни о чем. Не хочу без любви жить и тебе не дам…» Дэвлалэ!