Читать «Единственная высота» онлайн - страница 16

Матвей Анатольевич приехал на время, а остался навсегда.

…Из дверей, которые поочередно открывал Матвей Анатольевич, в полутемный коридор экспериментального отдела врывались запахи ацетона, формалина, метилсалицилового эфира, собачьего корма, крыс, но для него эта смесь запахов была привычна. Он искал своего старшего научного сотрудника Романа Кольчевского, а тот под затасканным предлогом «я в библиотеке» скрылся в неизвестном направлении. Между тем только этот немолодой уже человек с пухлым невзрачным лицом обладал способностью доказать в форме докладных и тематических карт, что без дагировских аппаратов отечественная ортопедия и травматология будет топтаться на месте.

ВОРОНЦОВ

…Зачем Дагиров меня пригласил? Вероятно, произошла ошибка. Я-то уж никакого отношения к предполагаемой пертурбации иметь не могу. Кому в НИИ скорой помощи понадобится лаборатория по испытанию аппаратов? Никому. И делать мне нечего в таком институте, разве что вычеркнуть из жизни последние десять лет, засучить рукава и вернуться в число рядовых от хирургии. Ну уж нет. Мое дело — аппараты.

В Андрее Николаевиче Воронцове говорила увлеченность неофита. Сверхузким специалистом по аппаратам он стал не так уж давно.

В не столь отдаленные времена хирург был мастером на все руки. Лишь в пятидесятые годы начала отпочковываться урология, нейрохирургия, онкология, хирургия сердца, а неразрывные сестры — ортопедия и травматология — стали на самостоятельные ноги чуть ли не последними. Многие годы Андрей Николаевич вскрывал фурункулы, удалял аппендиксы, латал грыжи, а если встречался перелом, не мудрствуя лукаво, накладывал гипсовую повязку. Потом, когда было создано травматологическое отделение и он перешел туда, научился скреплять кости стержнями, шурупами, пластинами — и ничего, хорошо получалось. Неплохо.

То был, пожалуй, самый удачливый период его жизни. Так легко все давалось! К тридцати годам — уже известный врач, о котором говорят с уважением, к которому звонят, добиваясь приема, и главный врач никогда не забывает, здороваясь, подняться ему навстречу. Он фактически заведовал отделением, потому что старый заведующий больше болел, чем работал, дотягивал до пенсии. А ведь были другие врачи, постарше, поопытнее, но нет, профессор Красовский, заведующий кафедрой медицинского института, выделил именно его. Это было приятно. Вообще профессор относился к нему с удивительным вниманием, он-то и настоял, чтобы Воронцов занялся диссертацией.

Большого стремления к занятиям наукой он тогда не ощущал, вернее, даже не понимал, что это такое, но раз решил сам Красовский… К нему Воронцов относился с бо́льшим почтением, чем к родному отцу.

Профессор Красовский был человеком, широко мыслящим и много знающим, и как хирург старой школы умел многое, но свои суждения на консилиумах и обходах высказывал мягко, как бы сомневаясь, и получалось так, что вроде бы все вместе подходили к единому, совершенно неожиданному мнению, высвечивался диагноз, о котором несколько минут назад и не догадывались. Оперировал он виртуозно, с раскованностью, которая достигается только годами ежедневной практики, ассистенты — обученные, вышколенные — еле успевали цеплять зажимы. В то же время главным врагом, по его мнению, всегда была поспешность, торопливость в действиях, заключениях, рекомендациях. «В хирургии, конечно, нужна быстрота, — говорил он. — Но оперировать быстро — это не значит суетиться и дергаться. Оперировать быстро — значит делать медленные движения без пауз между ними. Раздумье во время операции — признак нерешительности, плохой подготовки». Если в его клинике проводили апробацию нового метода лечения, можно было быть уверенным, что проверка будет всесторонней и педантичной. Затем в центральных журналах публиковались полновесные, добротные статьи, их цитировали, на них ссылались в руководствах. Красовский не мельчил, не торопился схватить один-два факта, придать им кажущуюся значимость, поскорее тиснуть статью в сборнике. Количество печатных работ его не волновало. Качество и солидность — таково было основное правило клиники, и оно проявлялось во всем — от шва, наложенного дежурным врачом на разбитую губу пьянчуги, до написанной профессором монографии. Так что если Красовский решил, что из Воронцова получится ученый, можно было не сомневаться в его будущем. Никто и не сомневался, разве только жена. Впрочем, она вообще была невысокого мнения о муже.