Читать «Любовь... любовь?» онлайн - страница 202

- Я могу поджарить тебе хлеба с ветчиной, - сказала она, - Устроит?

- Наверно, устроит, раз ничего другого нет! - сказал Скерридж.

Она посмотрела на развернутую газету, и во взгляде ее не было ни ненависти, ни злобы, ни возмущения - лишь тупое безразличие, принятие жизни, как она есть, без всяких чувств и переживаний; очень редко поднимала она голос в знак протеста, да и то лишь потому, что еще не совсем утратила способность представить себе, какою ее жизнь могла бы быть.

Она накрыла Скерриджу на газете в конце стола, и, пока он ел, присела, скрючившись у огня, жуя кусок хлеба с ветчиной, левой рукою стянув ворот рабочей блузы на плоской груди. Лицо у нее было желтое, отекшее; темные, лишенные блеска волосы были стянуты назад и замотаны небрежным узлом на затылке; ноги, некогда составлявшие ее украшение, были обезображены уродливыми синими венами. Только черные как угли глаза и сохранилась от этой некогда хорошенькой девушки, да и то красота их обнаруживалась лишь в те редкие минуты, когда в них вспыхивал гнев. По большей же части они были словно темные окна, за которыми пряталась душа, погруженная в транс, без мыслей и без чувств. Ей было немногим больше сорока пяти, но она износилась и преждевременно состарилась в нескончаемой борьбе со Скерриджем в этом унылом и мрачном доме, который одиноко стоял на холме над Крессли, отделенный целой вечностью от света, шума и тепла, которые несут с собой человеческое веселье.

Скерридж отодвинул тарелку и провел языком по жирным губам. Потом допил чай и поставил кружку на стол.

- С яйцом оно бы, конечно, лучше было, - сказал он. Указательный палец его машинально полез в карман жилета в поисках нового окурка. - Надо экономить, - сказал он. И причмокнул губами, как бы смакуя вместе с жирным хлебом это слово. - Экономить, - повторил он.

- На чем экономить-то? - устало спросила жена, хоть, и не надеялась получить сколько-нибудь разумный ответ. Она уже многие годы урезала себя, сокращая расходы там, где муж меньше всего мог это почувствовать, и сейчас ей оставалось лишь отказаться от самого насущного. Давно прошло то время, когда мелкие радости смягчали тяготы ее существования.

- А я откуда знаю? - сказал Скерридж. - Разве это мое дело? Я свои обязательства выполнил - поработал как следует и денег накопил.

- Ну, и проживаешь их.

- Ну, и проживаю. Что же, я уж и позволить себе ничего не могу, после того как целую неделю гнул спину, а? А как другие справляются? Да многие бабы были бы счастливы, если б имели столько, сколько я тебе даю. - И, поднявшись, он снова принялся шарить по доске над очагом.

- Из десяти женщин девять швырнули бы такие гроши тебе в лицо.

- Ну, конечно, - сказал Скерридж. - Я знаю, ты считаешь, что тебе худо живется. Всегда так считала. Но я-то знаю, что рассказывают мужчины в шахте, и, уж поверь мне, тебе живется лучше, чем ты думаешь.

Она промолчала, но мысли бурлили, будоражили её. О господи, ведь он же не всегда был таким, - во всяком случае вначале все было иначе, пока в него не вселился этот бес, алчный бес, толкавший его к легкой наживе и бездумной ленивой жизни. Она никогда не знала точно, сколько он зарабатывает, но однажды увидела мельком почтовый перевод, который он посылал в уплату за ставки на футболе, и цифра, стоявшая на нем, ужаснула ее: на эти деньги можно было пристойно, уютно жить, а он бессмысленно выбрасывал их на ветер.