Читать «Жизнь – Подвиг Николая Островского» онлайн - страница 39

Сама его книга, придя на редакционный стол, обожгла своей – вы думаете, надрывностью, скорбью? – нет, молодостью, задором, свежей силой.

Без всяких протекций книгу выпустили. И опять – не ворожили ей библиографические бабушки, не били рекламные литавры в «Литературной газете», а читатель за книгу схватился, потребовал ее. Сейчас она тихо, скромно уже вышла вторым изданием в 30 тысяч экземпляров и уже разошлась, и уже готовится третье издание…

Маленький, бледный Островский, навзничь лежащий, слепой, неподвижный, смело вошел в литературу, отодвинул более слабых авторов, завоевал сам себе место в книжной витрине, на библиотечной полке.

Разве же он не человек большого таланта и беспредельного мужества? Разве он не герой, не один из тех, кем может гордиться наша страна?» (Кольцов М.Е. «Мужество». «Правда», 17 марта 1935).

В унисон Михаилу Кольцову пишет о книге лечащий врач и большой друг Николая Островского Михаил Павловский: «… Еще в 1934 году, прочитав два раза подряд роман «Как закалялась сталь», я высказал Николаю Алексеевичу мое твердое убеждение в том, что раньше или позже он будет награжден орденом.

Николай Алексеевич искренне расхохотался по поводу моего предсказания. Мы поспорили с ним. Я упорно доказывал ему мотивы, которые должны были послужить основанием для награждения. Николай Алексеевич не только не соглашался со мной, но вообще считал, что его решительно не за что награждать…»

При всей важности сведений о физическом и моральном состоянии Николая Островского, содержащихся в воспоминаниях доктора М.Павловского и в очерке публициста М.Кольцова, они не дают полного представления о масштабах поразившей его трагедии, мужества и воли.

Следует особо напомнить о неимоверных испытаниях, обрушившихся на Островского в юные годы: тяжелое ранение на фронте в 16 лет; тиф, перенесенный им в 17 лет; и далее множество прогрессирующих болезней, приведших к полному разрушению организма к 24–26 годам. С учетом этого возрастает цена его мужества и воли, всего, что ему удалось сделать в том состоянии, в котором он находился большую часть своей жизни, того немеркнущего следа, который он оставил после своего ухода из жизни в 32 года.

Николай Островский очень редко и скупо говорил об этом. Но судя по тем фактам, которые нам известны, душу его щемило то состояние, в котором он находился, лишавшее его той радости, которую дарит человеку молодость…

– Порой в его словах прорывалась грусть, – вспоминала впоследствии Галя Алексеева:

«Эх, Галочка, взял бы я сейчас тебя под крендель, да пробежал бы по городу. Посмотрели бы на него, побывали бы в театре, в кино… А то зайти бы к друзьям, горячо поспорить и вернуться домой, да попить матушкиного чаю». (С.Трегуб. «Живой Корчагин». Изд. «Советская Россия», М., 1968, стр.147).

Об откровении Николая Островского такого рода поведала нам и писательница В.И.Дмитриева, рассказывая о своей встрече с ним 7 ноября 1934 года, – в день 17-летия Великой Октябрьской социалистической революции: