Читать «Семмант» онлайн - страница 162

Потом ко мне явился активист по правам мужчин — есть оказывается и такие. Он был очень худ, с волевым лицом и косящим взглядом.

В мире творится страшное, — сказал он мне. — Так дальше нельзя, цивилизация вымрет. Они хотят равенства, но равенства не бывает. Будет сражение, война полов!

Он мне наскучил сразу, с первого слова. Очень хотелось, чтобы он ушел поскорее.

Конечно, равенства быть не может, — согласился я. — Те, с кем вы собираетесь сражаться, они лучшее, что случается в нашей жизни — если не считать Брохкогеля с Брунненкогелем и не вспоминать о целинном снеге. Как же можно равняться с лучшим, нивелировать его, низводить до среднего?

Он слегка оторопел, и я разъяснил ему, стараясь говорить спокойно: — Ведь они улыбаются всякий раз, когда видят младенца! Им служит призрак в легких одеждах, что все еще жив и будет жить вечно. И, наконец, от них исходит мягчайший луч!

Потом я все же разгорячился, меня раздражала его поза. Вспомните Еву, — воскликнул я, — если вас еще не подводит память. Вспомните — ее черты невинны, даже когда она стоит на перепутье, взяв в руку яблоко и предвкушая грех. Даже когда, откусив от плода, она смотрит в дальнюю точку и видит там не Адама. Все порочное, что в ней зреет, не способно извратить образ. И каждый, каждый рад обмануться!..

Активист смотрел на меня, поджав губы. Наверное, ему, как и журналистке, очень хотелось покрутить пальцем у виска. Но он сдержался — по всему было видно, что он привык сдерживать себя во всем. Он сказал: — Мы могли б вам помочь, с нами сотрудничают неравнодушные люди. Мы могли бы даже помочь деньгами — в разумных, конечно, пределах.

Я спросил его, каковы пределы, и он назвал смехотворную сумму. Я лишь усмехнулся — мол, мы с Семмантом ради такого не шевельнули бы пальцем. Да и к тому же: с женщинами я не воюю.

Человек с лицом сильной воли глянул на часы и закрыл свой блокнот. Ему все было ясно; вообще, его мир явно не содержал в себе белых пятен. Потом он поинтересовался все же, кто такой Семмант? Я ответил сухо — это мой бывший друг, он умер. Активист наклонил голову в знак сочувствия, а в его взгляде мелькнуло новое любопытство. Не иначе, он заподозрил, что я — гей.

Когда он ушел, на меня напал смех — прямо как тогда, в такси. Целых два дня, вспоминая его, я то и дело прыскал в кулак. А потом мне вдруг стало не до смеха. Я устыдился — впервые после смерти Семманта. И причиной тому стал еще один посетитель.

Ко мне пришел человек из прошлого, хмурый функционер, умевший преображаться в пророка. Не кто иной, как директор Пансиона объявился на пороге моей палаты вскоре после полудня пару недель назад. Он почти не постарел, хоть мы не виделись много лет. И при этом он стал другим, но я сразу его узнал. Узнал и сказал: — Здравствуйте, Директор. — И почувствовал, что отчаянно краснею.

Нет, мне не было стыдно за то, что я тут — в госпитале, в одиночной палате. Равно как и за все, что произошло со мной — с тех самых пор, как Пансиона не стало. Но я увидел вдруг ясно, как день, свое заблуждение, достойное порицания. Увидел шоры на своих глазах — будто со стороны, глядя его взглядом. И я сказал ему: — Вы были правы. Мечта должна быть наивной, никак иначе. Я слишком боялся, что меня не поймут — это глупейшая из ошибок!