Читать ««Окопная правда» Вермахта. Война глазами противника» онлайн - страница 146
Артем Владимирович Драбкин
Все когда-то кончается, завершилась и эта командировка. Возвратившись в Регенсбург, я доложил о выполнении задания. Парней, бывших под моим началом, отправили по домам ждать призыва в вермахт, мне же было приказано направляться в мою старую часть. «Но ее уже нет!» – удивился я. Оказалось, ничего подобного, моя часть была жива и дислоцировалась в Эрерсбахе, Оберпфальц – название местечка я слышал впервые.
Сейчас его уже не найдешь на карте: при расширении рейнско-майнского канала в 1960-е годы оно было затоплено, жителей переселили. Тогда же это была беспросветная глушь. В стороне от дорог. Нравы патриархальные. Население – старики, женщины, дети – католическое, церковь пользовалась непререкаемым авторитетом. В сравнении с Берлином – другая планета.
В части я был встречен как родной. По случаю возвращения блудного сына 1 апреля 1945 года меня произвели в хауптформаны – выше по рангу были только постоянные служащие RAD, получавшие зарплату. Впрочем, и того, что я получал как хауптформан – одну марку пятьдесят пфеннигов в день – в то время вполне хватало: булочка стоила пять пфеннигов, сдоба – десять пфеннигов. Мне отвели место для проживания в бараке начальства, чем я – мне только что исполнилось восемнадцать лет – невероятно гордился.
Неподалеку от нас располагалась эсэсовская часть. Никакой охоты за дезертирами, тем более ни одной казни лично я не наблюдал. И не слышал ни о чем подобном. Да и в тех католических местах подобные расправы были вряд ли возможны: они обязательно привели бы к возмущению населения.
Вскоре по прибытии мне пришлось стать свидетелем трагических событий – массированного налета авиации противника на соседний городок Ноймаркт, где находились какие-то оборонные предприятия. Это было, помнится, в конце марта, во второй половине дня. По инструкции, при воздушной тревоге нужно было запереть все двери бараков, очевидно, чтобы создать у летчиков впечатление, что лагерь покинут, и проследовать в убежище – крытые окопы за пределами лагеря. Вся армада, летевшая на Ноймаркт, прошла в низком полете над нашими головами – незабываемое зрелище. Я насчитал где-то 250 американских и канадских тяжелых бомбардировщиков, за точность, конечно, не ручаюсь. Несмотря на то что двери мы позапирали, они все же скинули на нас пару бомб, разорвавшихся в лесу неподалеку и не причинивших никакого вреда. Городу, до тех пор не тронутому войной и совершенно беззащитному – там не было ни одной зенитки, наши самолеты уже давно не показывались, – повезло меньше. Очевидцы рассказывали, он был превращен в пустыню.
Наслаждаться начальственным положением мне удалось недолго. Я заболел корью – детской болезнью, протекающей у взрослых очень тяжело. Температура зашкалила за сорок. Когда меня укладывали на крестьянскую подводу, чтобы отвезти в больницу, я был едва в сознании. Пришедший попрощаться командир части, оберстарбайтсфюрер, произнес в утешение: «Не бойся, сынок, монашки поставят тебя на ноги».
Он оказался прав, в местной лечебнице, принадлежавшей католическому ордену, меня действительно поставили на ноги. Пока я валялся на больничной койке, закончилась война. Ее завершение, как нарочно, в тот момент обошлось мне при начислении пенсии в полгода трудового стажа. У меня сохранились все документы RAD, отсутствовала лишь итоговая отметка о вручении мобилизационного предписания. На этом основании мне отказали. То, что война закончилась, чиновников абсолютно не интересовало: нет положенной бумажки – нет стажа. Мы – в Германии, бюрократической стране чудес.