Читать ««Окопная правда» Вермахта. Война глазами противника» онлайн - страница 113

Артем Владимирович Драбкин

30 марта меня ранило осколком в бедро. Меня сразу же прооперировали в лазарете в бункере, без наркоза, сделали два разреза. Один день после операции я пролежал в расположении нашей роты, на кухне, там у нас работали молодые девушки, больше никого не было, а на следующий день я опять пошел в бой.

21 апреля я получил сквозное ранение в легкое, меня опять привезли в лазарет, и там сказали, что по ним стреляют и что я должен отлежаться где-нибудь в другом месте. Я пошел в амбар с сахаром и лежал там. Мне повезло, у меня в течение трех дней все время шла кровь, и с ней вышла вся грязь от ранения, это мне потом рассказали. Затем меня привезли в другой госпиталь, в подвале гимназии. Потом прошел слух, что 3 мая мы прорываемся из Бреслау. Ко мне каждый день приходил кто-то из нашей роты, и я им сказал, чтобы они забрали меня с собой. Они это сделали, прорыв не удался, а на следующий день у меня был легкий инсульт. Наша рота занимала позицию недалеко от моста Кайзербрюке, в подвалах, там рядом был монастырь, я лежал в монастыре, где за мной ухаживали.

6 мая Бреслау капитулировал. Снова прошел слух, что если рота не сдастся организованно, во главе с командиром роты, то нас всех расстреляют. В полночь мы построились, девушек, которые были у нас в роте, в нашей униформе, поставили в центр колонны и пошли в плен. Три дня нас водили по дорогам вокруг Бреслау, потом мы пришли в лагерь «Бреслау – 5 прудов». Первое, что нам там не понравилось, были австрийцы. Они внезапно объявили себя независимыми, повесили красно-бело-красный флаг, с нами в бараках не жили, а построили себе палатку и с нами не разговаривали.

Оттуда 1000 человек перевели в лагерь в Бреслау-Хундсвег, там меня обследовали, я получил четвертую рабочую группу. Из Бреслау-Хундсвег 1200 человек отправили на работы в Дрезден, но только по третью рабочую группу, у меня была четвертая, и я остался в лагере. Однажды утром нас вывели из лагеря под сильной охраной и погрузили в русские вагоны, не такие, как у нас. Мы приехали в Белгород, где я уже был, в лагерь, в котором было 1500 человек. Там нас опять, в который раз, обыскали и опять многое отобрали.

Теперь о снабжении. Можете себе представить, осенью на грузовиках привезли капусту. Наши каменщики построили каменные загородки, цистерны, капусту порезали и в них заквасили. Из остатков капусты еще две недели варили суп, он очень вонял. Морозы наступили очень рано, мы жили в полуразрушенной бывшей больнице, спали без одеял на досках, от нашего дыхания с потолка росли сосульки. Ни отопления, ни печки не было. Только гораздо позже мы сами сложили печку. Каждое утро нас пересчитывали, всегда несколько человек не хватало, каждую ночь кто-то умирал. В декабре 1945 года у нас не было возможности похоронить ни одного человека, трупы складывали штабелями, как дрова, только весной их похоронили. Мы работали на вокзале, на кирпичном заводе. Конвоиры были очень хорошие, им тоже было тяжело. Я также работал в колхозе. Потом нас перевели в Курск, а оттуда в Чистяково, на угольную шахту. Там меня спросили, не хочу ли я работать в культурной группе, и я согласился. Мы делали все возможное – писали и играли скетчи.