Читать «Встречи на ветру» онлайн - страница 32

Мама попросила ничего не говорить.

– Пускай Анатолий отойдет в тишине. Не любил он разговоры.

Мама права: наш папа не любил много говорить.

– Тот, кто много говорит, или болтун и пустобрех или врет, – так рассуждал Анатолий Васильевич Тиунов.

Поминки мама устроила дома. Люди из порта с нами не поехали: – У нас в порту запарка.

Выпили у гроба и ушли.

Женщины, подружки мамины, как выпили, стали громко говорить. Вспоминать какие-то случаи с папой. А было так или не было, не проверишь. Отца-то нет.

Скоро все притихли, мама попросила женщин уйти.

– Расскажи, как ты живешь? – Нет у мамы слез. – Как учеба?

Не могу я лгать в такой день – и рассказала все, что можно.

– Как Анатолий хотел, чтобы ты институт закончила, стала учителем. Он говорил: довольно мне на ветру пахать. Пускай Ирина в классе учит детей.

Часам к девяти вечера маме стало плохо с сердцем. Пришлось вызывать неотложку.

Врач сделал ей укол и сказал, что маме надо бы лечь в больницу. Не дай бог до инфаркта дойдет.

Ночь прошла спокойно. Хороший укол. Мама спит, а я сижу на кухне. Ни о чем не думаю и не вспоминаю. Просто сижу и гляжу в окно. Под утро, когда внизу зашумел порт и водка кончилась, я решила выйти, пойти к Азову.

– Ты уже уходишь? – Мама встала и готова была варить кашу.

– Пройду на берег. Подышу Азовом.

– Иди, дочка. Я пока чего-нибудь сготовлю.

На берегу моря мне дышится хорошо. Азов спокоен. Мне виден порт. Как смешно крутят своими «шеями» краны. Я же ничего не знаю о работе отца. Чем он занимался? Придет с работы усталый. Поест и за стол. Что-то пишет, пишет. Надо спросить у мамы, где папины записи.

Потом вспомнила Валентина. Так просто. Видеть его не хочу. Все же большой гад он. Попользовался и бросил.

Утреннее безветрие закончилось. С восходом солнца задул ветер. Зябко, да и проголодалась я.

Мамина каша не лезет в рот. Мне памятны те же пирожки на Невском проспекте. Я не говорю уже о шашлыках в ресторане «Кавказский». Не скажешь же маме об этом. Обидится. С того дня, как я уехала из дома, прошло полтора года, а как я изменилась. Я сама это отмечаю. Даже разговор изменился.

– Вижу, вижу, – от мамы ничего не скроешь, – не по вкусу теперь тебе наши каши.

– Ты в рифму заговорила, – попыталась я пошутить, но мама мою шутку не приняла.

– Мама, – я решила спросить о папиных записках, – папа много писал. Не знаешь, где эти записки?

– Он их от меня скрывал, но, если ты хочешь, можем посмотреть, – мама встала и пошла к ним в комнату. Я за ней. – Смотри сама. – Я поняла, что ей трудно ворошить вещи отца.

Мама вышла, а я стала думать, где мог держать свои тетради отец.

Письменный стол. Начала с верхнего ящика. Корочка с медалью. Сломанные часы. Цепочка с крестиком. Неужели отец был верующим? Записная книжка. Телефоны мне не знакомых людей. Все.

Второй ящик. Нащупала что-то, завернутое в тряпицу. Осторожно развернула. Что за черт! Там револьвер. Черный, тускло отливающий металлом. Крутанула барабан. Все гнезда пусты. А где же патроны? Шурую дальше. Вот и они. Холщовый мешочек, а в нем патроны. Пересчитала – двадцать один. Усмехнулась. Очко. Больше в этом ящике ничего нет. Остается третий, самый нижний. Вот и они, три школьные тетради в клеточку.