Читать «Иосиф Сталин – беспощадный созидатель» онлайн - страница 466
Борис Вадимович Соколов
Существуют ли закономерности экономического развития объективно, вне нас, независимо от воли и сознания людей? Марксизм отвечает на этот вопрос положительно. Марксизм считает, что законы политической экономии социализма являются отражением в головах людей объективных закономерностей, существующих вне нас. Но формула тт. Саниной и Венжера отвечает на этот вопрос отрицательно. Это значит, что эти товарищи становятся на точку зрения неправильной теории, утверждающей, что законы экономического развития при социализме «создаются», «преобразуются» руководящими органами общества (оговорка по Фрейду: на самом деле сталинские корреспонденты писали вовсе не о «руководящих органах общества», а о «сознательных действиях советских людей»; Сталин-то знал, что законы придуманы им самим, а прежде – Марксом и Лениным, и в своем ответе пытался всячески скрыть этот факт. –
Допустим, что мы стали на минутку на точку зрения неправильной теории, отрицающей существование объективных закономерностей в экономической жизни при социализме и провозглашающей возможность «создания» экономических законов, «преобразования» экономических законов. К чему это привело бы? Это привело бы к тому, что мы попали бы в царство хаоса и случайностей, мы очутились бы в рабской зависимости от этих случайностей, мы лишили бы себя возможности не то что понять, а разобраться в этом хаосе случайностей.
Это привело бы к тому, что мы ликвидировали бы политическую экономию как науку, ибо наука не может жить и развиваться без признания объективных закономерностей, без изучения этих закономерностей. Ликвидировав же науку, мы лишили бы себя возможности предвидеть ход событий в экономической жизни страны, то есть мы лишили бы себя возможности наладить хотя бы самое элементарное экономическое руководство.
В конечном счете мы оказались бы во власти произвола «экономических» авантюристов, готовых «уничтожить» законы экономического развития и «создать» новые законы без понимания и учета объективных закономерностей».
Здесь как Сталин, так и его корреспонденты столкнулись с неразрешимыми противоречиями марксистской теории. С одной стороны, согласно Марксу, более передовые производственные отношения вызревают еще в рамках предшествующей формации, например, капиталистические – в феодальной, причем задолго до первых буржуазных революций. С другой стороны, социалистические и коммунистические производственные отношения, оказывается, еще только предстоит создать после победы социалистической революции за счет созидательного труда советских людей. К тому же Маркс говорил о необходимости мировой революции, а на практике получилось, что социализм Ленину и Сталину пришлось начинать строить в одной отдельно взятой стране, причем далеко не самой развитой в экономическом отношении. Выходит, что, раз производственные отношения еще только предстоит создать, то и законы их развития также должны порождаться волей тех, кто участвует в созидании нового общества. Но что это за научные законы, которые зависят от воли людей! Ведь это означает, что один ученый или политик может провозгласить один закон, а другой – совсем иной, прямо противоположный первому. И совсем уж непонятно, кто каждый из этих законов будет воплощать в жизнь – то ли сами их авторы, то ли захваченные идеей массы. И вообще может получиться, что Сталин в своей деятельности, раз он провозглашает ее как реализацию познания законов развития общества, рискует оказаться в зависимости от Троцкого, Бухарина или другого не симпатичного ему теоретика, сформулировавшего те или иные законы общественного развития. Этого Иосиф Виссарионович никак не хотел, равно как и не хотел пускать на самотек развитие страны и мира, отдавать ее на откуп стихийных сил, которые в один прекрасный день могут вдруг лишить его власти. Выход был один: самому формулировать законы и руководить претворением их в жизнь, выстраивать общество под собственный вариант марксистской теории. И при этом декларировать объективность общественных законов и их независимость от людского произвола. Таким образом можно было гарантировать, что никто другой, по крайней мере в СССР, не рискнет придумывать такие законы. А если рискнет – ему прямой путь в ГУЛАГ.
