Читать «Я — «Голос»» онлайн - страница 49

Неровное пламя билось в наших пальцах, фантастические тени запрыгали на горящем пурпуре мантии, на вырезанной из дерева фигуре святого Петра, на печальных, удивленных лицах других апостолов, на партизанских автоматах.

Венчание прошло без приключений, в темпе. Ксендз расщедрился. На прощание притащил из своего тайничка бутыль преотличного церковного вина. И мы распили его за «вольну народову польську», за новобрачных. Больше всех пил Дуда. Опьянев, стал жаловаться на «неблагодарную» паству.

Мы расстались с Яном и Ингиборой 24 января 1945 года в деревне Тшебиня, встретились почти двадцать лет спустя в Кракове. Наш Янек мало изменился. И в 1964 году я его увидел таким же веселым, жизнерадостным, каким он был в суровые военные годы. Острил, сыпал новыми шутливыми стишками собственного сочинения, а между тем уже тогда был болен, но скрывал это. Я узнал обо всем позже из письма Ингиборы.

«Янек был снова в санатории Техотинце в ноябре. Доволен. Ему лучше. Но представляете: Ян, наш Ян, прикован к креслу. Делаю все, что могу, лишь бы избавить Яна от плохого настроения, что мне частично удается.

Вот пишу вам такое грустное письмо, а жизнь такая короткая — тут ничего не поделаешь. Этот месяц у нас проходит под девизом польско-советской дружбы, и многие от вас приезжают в Польшу для встречи с друзьями.

Может быть, и наш капитан Михайлов снова заглянет к нам? Для Янека лучшее лекарство — встреча с боевыми друзьями.

Только глядя на детей, видим, сколько прошло лет. Это, как говорит Янек, наши живые метрики. Наш Андрей на третьем курсе. Средний, Адам, по-прежнему не очень хочет учиться. Рвется в военную школу. А Ева, к счастью, учится хорошо. Все больше успевает по русскому языку. Можете к нам смело писать по-русски, так как дети уже самостоятельно переведут, без чужой помощи. Пишите нам. Каждое ваше письмо представляет для нас большую радость».

Зная характер Яна, я верил, что он мужественно преодолеет все свои беды и мы с ним еще поднимем не один келишек украинской горилки с перцем и вудки выборовой.

И словно в воду глядел.

Пять недель лежал наш Ян парализованный, ослепший. И все эти недели Инга, верная Инга, ни днем ни ночью не отходила от его постели. Каждый день купала, каждые полчаса переворачивала отяжелевшее тело.

В Казимеже Велькой все, от мала до велика, знали, любили доктора Новака, но никто уже не верил в его воскрешение.

Никто, кроме Инги.

Когда Ян начал поправляться, пришла бабка, одна из многих его благодарных пациентов. Увидела — заплакала.

— Чего ты плачешь, бабка?

— Третий раз прихожу на твои похороны, сынок. Видать, жить тебе долго, долго. Да хранит тебя святая дева над девами, мать страждущих.

Живет, ходит. Работает главным санитарным врачом.

И мы пили с ним настоянную на бескидских травах вудку выборову и подняли келишек горилки за Ингу, за верность, за любовь, перед которой бессильна даже смерть.

— Да, было времечко, — вспоминал Янек. — Под Новый год свалила меня ангина. Температура — сорок. Сам врач — сам и исцеляйся. На второй день только открыл глаза — смотрю: твои хлопаки. А на нарах ром, мед, конфеты. Принесли от Саши-повара даже жареную картошку. С тех пор жареная картошка по-русски самое любимое мое блюдо. И еще. Один, русоволосый, этакий леший с зелеными глазами, пел для меня «Катюшу», «Рябину», «Полюшко-поле». Удивительный голос.