Читать «от любви до ненависти...» онлайн - страница 96

— Отчего же не подошла сама, а прислала Михаила с письмом?

Кэт, покорённая его манерами, обходительностью и добротой, прижавшись щекой к его обшарпанному мундиру, каялась:

— Загадала — если прочтёшь сразу, то останусь и дождусь тебя…

Он отстраняет её от себя, смотрит внимательно.

— А если б в карман сунул? Мог?

Она приложила ладонь к его чувствительному сердцу и немного испуганно прошептала:

— Тогда б развернула поводья и ускакала, не дождавшись, и Михаилу наказала, чтоб ничего не сказывал про меня, случись положить тебе письмо в карман.

— Горе луковое, — прижал он её к себе, — а если б я торопился или ни захотел читать при чужих глазах, вот как тогда с этим, а?… Это ведь отец твой ел глазами, догадался, торопил…

Он опять втиснул её в себя. Чудны дела твои, Господи! Она тут, рядом, мысли мо ли! Да, она могла быть непослушной и непоследовательной. Могла быть по-мужски выносливой и рассудительной. Могла быть по-женски лукавой и по — детски непосредственной, но это не делало её менее привлекательной и желанной!

— Сумасшедшая, ты представляешь, чтобы могло случиться?!

Она не представляла, но сделала бы это. Исчезла из его жизни навсегда.

Покрапывал дождь. Михаил стоял в сторонке наблюдая за встречей и не спуская взгляда со спотыкающегося от такой картинки неожиданно выворачивающегося на них народа. Те кто был с Петром рядом, зная его нрав и запреты об пол лбами не хлопались. Говорили на равных, отдавая уважение его воинскому чину.

— Господин бомбардир, — осмелился он встрять, — шли бы вы в избу, нечего народ смущать. Падают вон. Царь мужика милует. Опять же дождит, вымокнете.

Пётр с немалым удивлением уставился на служивого. Тот замер, внутренне напрягся, готовил ответ. Царь фыркнув носом, притворно погрозил ему кулаком.

— Как ты посмел взять её с собой? Помяни моё слово, в следующий раз кнута отведаешь.

Тот обиженно потупясь промычал:

— Попробуй с ней сладь. — И вскинувшись выпалил: — А у меня был выбор. Хошь бери и смотри за ней, хошь сама на свой страх и риск помчит…

— Брысь!

Пётр махнул лапищей, мол, иди, свободен, сам же молвил — дождь накрапывает, не до тебя. Потом поговорим. А Кэт обняв, повёл в свою избу. Ноги её расслабленно подсекались. Вскинул на руки. Донёс целуя. Устроив в кресле, он положил перед ней свою рубашку и плед, а потом принялся за её сапоги, приговаривая успокаивающе:

— Сейчас мы их одолеем. Раз, два!.. Раздевайся, солнышко. Михаил прав, чертовски опасно сидеть в мокрой одежде. А я пока баньку закажу.

Сделанного показалось мало и он завернул её в одеяло.

— Вот так, ангел мой, позволь завернуть тебя, пока не попарю в баньке! Вот так хорошо! Вот так славно! Не правда ли так гораздо лучше?

Ей было всё хорошо. Кэт улыбаясь не возражала.

В те дни он был добродушен и весел. Слухи ползали и множились со страшной быстротой. Их дорожки разнились. Одни рассказывали про любовь ненормального царя к полонянке, другие — к безусому парнишке, сыну голландского корабельщика. Сложить оба случая в единый рисунок не хватало ума и фантазии. А Пётр, приведя Кэт в избу и распорядившись о бане, послал за её отцом. Тот резво прибежал. Отец и дочь обнялись. После ужина, мужчины пыхтели трубками, а Кэт, с ожесточением проводя гребнем по спутанным после бани волосам, любовалась ими. Они оба были ей дороги. Радовало её и то, что они оба между собой близки. Она с радостью приняла его сумасшедшую страсть. Радовалась его резкости, безумию в бурной близости. Понятно, что он сходил с ума скучая по ней. Ему было приятно ласкать её обнажённое тело и чувствовать себя её хозяином, знать то, что эта женщина принадлежит только ему, быть уверенным в том, что ни один мужчина никогда не посмеет претендовать на обладание ей. После бурного наслаждения, он лёг рядом, укутав её одеялом, обнял. Они много говорили, рассказывали, спрашивали. Она ни в коем случае не перебивала его, лишь изредка вставляя слова одобрения. Оплыли на столе свечи сделавшиеся ненужными с отступлением ночи, а они всё смеялись и целовались. Большому счастью всегда мало времени. Уснули на рассвете одарив друг друга полусонным поцелуем. Кэт, устроив голову на его руке, была счастлива. Он, обнимая её, улыбался даже во сне. Пётр не торопил с отъездом. Она прожила с ним до холодов. Варила лапшу, мясо, репу. Слушала его рассказы о флоте и кораблях, ахала. Потом смотрела собственноручно начерченные чертежи бастиона Кроншлота и восхищалась его умом и настырностью. Когда он занимался чертежами лицо его приобретало мечтательное выражение. Карие глаза светились мягким светом. Он отходил от вседневных забот, наказывал никому его не трогать и знай себе работал, весь поглощённый полётом фантазии и мысли. Кэт не мешая любовалась. Понимала: дела не терпят проволочек. Когда уставал и присаживался к ней, гладила по кудрям и целовала в сумасшедшие от безумных планов глаза. Пётр ругался на европейскую политику. Карл ведёт себя не по — умному нагло. В Польше под его нажимом избрали нового короля. Теперь их в Польше два. Естественно, страну рвёт на два лагеря. Дерёт польская шляхта друг друга, а Карл под их кукареканье грабит и разоряет страну. Ещё и похваляется покончив с поляками двинуть на Москву и сжечь Русь. Кэт садилась ему на колени и, поцеловав в надутые гневом щёки, убеждала, что Карл против него Петра трепач и он непременно оторвёт шведскому хвастуну язык. Пётр смеялся и обещал непременно подумать над этим. Правда, для себя оставлял лазейку, поживём — увидим. Так и летели счастливые дни. Он грелся в тепле её тела, вдыхал запах её волос и был счастлив. А ещё ему нравилось гулять с ней в лесу и чтоб все жаркие дела происходили на земле. Кидал на землю свой камзол, опускал Кэт и любил. Ей нравилось всё, что он с ней делал. Он заставлял её ощущать себя милой и постоянно желанной. Ожидаючи его прихода штопала у окна носки и самолично вязала ему шерстяную тужурку, а потом с обозом она вернулась в Москву. Перед отъездом заикнулась про Дуняшку, маленькую жену Михаила. Пётр поискал листок, помусолил огрызок карандаша и записал всё, что о ней знала Кэт от Михаила. Обещал, если не забудет отправить её в образующийся для обучения девиц политесу и светским манерам пансионат. Отъезжая спросила, как ей поступать и жить у Толстой, с кем общаться и под чью волю идти…