Читать «от любви до ненависти...» онлайн - страница 52
Людмила Анатольевна Сурская
— Откуда? — шёпотом проскрипел он, помогая себе руками. Он пытливо глядел на него ожидая объяснений сией загадки. На солдатском лице было написано всё то, что творилось в душе. А творилось там неладное. Служивый, испуганно слушавший с раскрытым ртом, промолчал, не солдатское это дело в душах знатных людей копаться. Меньшиков осерчал и послал того, куда махнул рукой. Но через минуту раздумал: «Стой, каналья!»
Топающий куда послали, а отправили его к выходу, служивый при этих словах, встал как вкопанный, остановил на светлейшим свои внимательные изображающие честный испуг глаза. Но Меншиков наседал. Солдат затравленно отбивался. Только безуспешно.
— Государь принёс. Велел никого не пускать. Ваша милость влетели… — бубнил тот извиняющимся тоном. — Головы лишусь… Шли бы вы отселя…
Потеря чужой головы его не огорчила, но сказанное служивым не обрадовало Алексашку и он пытливо смотрел на того, словно надеясь там прочесть что-то другое. Его трудно было чем-то удивить. А тут такой сюрприз. Такая обворожительная картинка на белоснежных простынях. И вдруг она начала расплываться. Он был готов к чему угодно, но только не к этому: «Государь!»
— Как Государь? Питер? — Он помрачнел. Его брови переломились от непривычного умственного усилия, а зрачки впились в служивого. Это восклицание было неосторожным со стороны светлейшего. Но представить невозможно какая путаница крутилась в его голове. Во истину чудны дела твои Господи!
Шокированный, тот некоторое время смотрел на Меншикова, потом, пуча глаза, мол, разве есть ещё какой, кивнул:
— Он самый… Пётр Алексеевич. Государь батюшка. Царь всея Руси… Запретил кого — либо пущать, а вы… трах — бах налетели… Вот что теперь?…
Слова служивого были встречены мрачным молчанием, казалось, Алексашка с сомнением обдумывает его нескладную речь, но это длилось недолго. Меншиков, оправившись от лёгкого обалдения, вновь стал самим собой. «То меня не касаемо…»- отмахнулся он от солдата. Алексашка легко откинул от себя мысль, что царь посчитал бы его поступок самым последним делом. «Семь бед, один ответ!» И с присущей ему энергией ринулся разбираться. Для этого требовалось напрячь голову и он её напряг. Но… в неё ничего проясняющего не пришло.