Читать «Кровью омытые. Борис и Глеб» онлайн - страница 46
Борис Евгеньевич Тумасов
Базилевс был один. В прежние годы в зале толпились вельможи, но император отныне изменил своим привычкам, он выслушивал логофета под пение райских птиц, сидевших в золотых клетках.
— Какие новости в нашей империи? — спросил базилевс, как только логофет дрома приблизился к трону.
— Божественный, в твоем государстве в Малой Азии и на Балканах все спокойно. Могущественная империя живет под твоим мудрым правлением.
— Это и все, что ты хотел сказать мне, логофет дрома?
— Да, несравненный, я не осмеливаюсь беспокоить тебя, божественный, пустыми разговорами.
— О чем они, поведай.
— Божественный, в твоем царственном граде сын великого князя киевского. В патриархии побывал Корсунянин Анастас, духовник княгини Анны.
— Князь скифов Владимир прислал своего сына с посольством?
— Нет, божественный, молодой скиф захотел посетить родину матери.
— Тогда зачем ты мне об этом рассказал?
— Но, несравненный, его мать была твоей сестрой.
Пергаментное лицо императора не дрогнуло.
— Наша любимая сестра Анна скончалась в земле скифов. Владимир взял ее силой, и потому дети князя киевского не ромеи, они скифы.
* * *
Накануне отъезда Борис пришел в собор Святой Софии. Он поражал князя своим величием и великолепием, обилием света, напоминавшего синий небесный свод, легкостью мраморных колонн, которые вверху настолько искусно суживались, что создавали иллюзию необычайной высоты храма, резьбой капителей, живописью на потолке и стенах, картинами библейской жизни, иконами, исполненными великими, но безвестными художниками. А над всем этим Христос и крест…
В соборе пахло топленым воском и стояла умиротворяющая тишина.
— В то далекое время, когда я жил в. Константинополе, я часто бывал в этом соборе, — сказал Анастас. — Здесь я впервые услышал голос Бога.
— Ты слышал голос Иисуса Христа?
— Бог триедин: Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой. А сын Божий и есть Иисус Христос… Русичи не совсем очистились от поклонения Перуну. Они не бывали в храмах, подобных этому.
— Но ты запамятовал, иерей, Господь учил, что не в храме молитва, в душе, в чистой душе…
А потом настал день отъезда. При свете факелов русичи спустились по каменным ступеням в порт, по зыбким трапам перешли на ладьи, подняли якоря и налегли на весла.
Одна за другой потянулись ладьи из бухты в открытое море. В рассвете утра в туманной полосе проглядывался Царьград. А Борис подумал, о чем были мысли его матери Анны, когда она расставалась с Константинополем, отправляясь в неведомую и далекую страну Скифь?
* * *
Шли, держась берега. С полпути потянула попутка, паруса сытно вздулись, и ладьи бежали весело.
— Будем плыть и ночами, да следите за смотровыми огнями, — сказал Любечанин. — Ино потеряете друг друга.
— Коли так дуть будет, двое-трое суток — и в Корсуни окажемся, — заметил один из ладейщиков.
Иван Любечанин оборвал резко:
— Перуна не озли. То скажешь, когда в бухту войдем.
— Не поминайте идола, язычники, — проворчал иерей Анастас.
Под скрип уключин на ладье затянули:
