Читать «Один талант» онлайн - страница 128

Елена Викторовна Стяжкина

«И мамка думает, что надо принять!»

Никто и никогда в Туманном не любил и не принимал Наташу Волокову. Но помноженная на два, она вдруг стала желанной, потому что стала такой, как все.

Партия учила Якова Никифоровича разговаривать с людьми на их языке. Этот навык был верхним, дежурным, отработанным до автоматизма. Особенно хорошо он действовал на стариков и детей.

«У меня нет на это сердца, – сказал задушевно. – У меня нет на это сердца».

«Вообще нет», – кивнула Зина. Нехорошо посмотрела и харкнула ему под ноги. Спасибо, что не в лицо.

Яков Никифорович не обиделся и даже хотел объяснить. О несчастии насилия над жизнью и об умножении его традицией чужих крестов, о том, что долги не могут и не должны, тем более что и долгов-то нет. И чужая, безрадостная, как будто отлитая уже в бронзе Наташа Волокова, скорее всего, сама не захочет. Потому что имеет шанс проснуться. И вопрос здесь не в сохранении и выживании, а в приличиях только. Но они поставлены под вопрос. И даже, можно сказать, попраны. И кому, как не Зине, об этом знать…

Не сказал, потому что почувствовал, как клокочет в груди обида. Бьется, под кадыком почему-то, нерожденный сын, которому можно было бы купить велосипед и показать море. И любить так же крепко, как Лёвку и мать. Сильнее даже любить.

К будущему настоящему

17

Мария наливала в чугунок оливковое масло. Мизинцем пробовала его. Всегда одобрительно цокала. На миг закрывала глаза. Потом резала лук, чеснок, связывала базилик в маленький букет… Помешивала, вдыхала запах. Опускала помидоры в кастрюлю с кипятком, вынимала, легко счищала с них шкурку. Нарезала не дольками-кусочками – кругами. Быстро вбрасывала в чугунок. Отходила на шаг от печки, чтобы полюбоваться.

И хлеб… Черствый, вчерашний, с мучной проседью на корке. Иногда резала, иногда разламывала, расщипывала маленькими «горобчиками».

Яша так и не спросил у матери, почему она называла «горобчиками» маленькие кусочки хлеба.

Мария улыбалась, вынимала из чугунка букет базилика и быстро меняла его на несколько свежих листьев. Потом к вареву летели «горобчики»-воробьи. И большая деревянная ложка усердно перемешивала их.

Соль, перец… «Может быть, ты хочешь какой-то другой приправы?»

Яша качал головой.

Иногда Мария ставила чугунок в духовку. Иногда оставляла сверху – на плите. Через десять минут говорила: «Добро пожаловать к столу!»

Она называла это «папа аль помодоро». Яша считал, что больше похоже на тюрю. Мария ела «папу» ложкой, а Яша выкладывал на хлеб.

«Хлеб и хлеб», – смеялась она.

Хороший русский. Почти безупречный для тех, кто не торговался на базарах, не рассказывал анекдотов, не смотрел фильмов и не пел песен. Очень хороший русский.

Она учила его всю жизнь. Но с перерывами. Никак не думала, что соберется на нем разговаривать. Просто когда-то давно пообещала отцу. Такая странность у него была. Пришла после войны.

Русский, чтобы понять.

И да, надо было прожить всю жизнь не очень хорошо («Кое-как», – улыбался Яша). Кое-как, чтобы услышать его просьбу и попробовать вернуть долги.