Читать «Полное собрание сочинений. Том 83» онлайн - страница 394

Для этаго, признавая мой взглядъ истиной или сумашествіемъ (все равно), есть одно только средство: вникнуть въ этотъ взглядъ, разсмотрѣть, понять его. И это то самое, по несчастной случайности, о к[оторой] я говорилъ, не только никогда не было сдѣлано тобой, а за тобой и дѣтьми, но этаго привыкли опасаться. Выработали себѣ пріемъ забывать, не видать, не понимать, не признавать существованія этаго взгляда, относиться къ этому, какъ къ <литературны[мъ]> интереснымъ мыслямъ, но не какъ ключу для пониманія человѣка.¹⁹

Случилось такъ, что, когда совершался во мнѣ душевный переворотъ и внутренняя жизнь моя измѣнилась, ты не приписала этому значенія и важности, не вникая въ то, что происходило во мнѣ, по²⁰ несчастной случайности поддаваясь общему мнѣнію, что писателю художнику, какъ Гоголю,²¹ надо писать худож[ественныя] произведенія, а не думать о своей жизни и не исправлять ее, что это есть что-то въ родѣ дури или душевной болѣзни; поддаваясь этому настроенію, ты <даже> сразу стала въ враждебное отношеніе къ тому, что было для меня²² спасеніемъ отъ отчаянія и возвращеніемъ къ жизни.

Случилось такъ, что вся моя дѣятельность на этомъ новомъ пути, все, что поддерживало меня на немъ,²³ тебѣ стало представляться вреднымъ, опаснымъ для меня и для дѣтей. — Для того, чтобы не возвращаться къ этому послѣ, скажу здѣсь объ отношеніи моего взгляда на жизнь къ семьѣ и дѣтямъ, <чтобы ты не дѣлала въ душѣ> противъ того неправильнаго возраженія, что мой взглядъ на жизнь могъ быть хорошъ для меня, но неприложимъ къ дѣтямъ. Есть разные взгляды на жизнь — частные взгляды: одинъ считаетъ, что для счастья надо <главное> быть ученымъ, другіе — художникомъ, третіи — богатымъ, или знатнымъ и т. п. Это все частные взгляды, но взглядъ мой былъ взглядъ религіозный, нравственный, тотъ, к[оторый] говоритъ о томъ, чѣмъ долженъ быть всякій человѣкъ для того, чтобы исполнить волю Бога, для того, чтобы онъ и всѣ люди были счастливы. Взглядъ религіозный можетъ быть неправиленъ и тогда его надо опровергнуть, или просто не принимать его; но противъ религіознаго взгляда нельзя говорить, что говорятъ, и ты иногда, что это хорошо для тебя, но хорошо ли для дѣтей? Мой взглядъ состоитъ въ томъ, что я и моя жизнь не имѣютъ никакого значенія и правъ, дорогъ же мнѣ мой взглядъ не для меня, а для счастья другихъ людей; а изъ другихъ людей ближе всѣхъ мнѣ дѣти. И потому то, что я считаю хорошимъ, я считаю такимъ не для себя, а для другихъ и главное для своихъ дѣтей. И такъ случилось, что по несчастному недоразумѣнію ты и не вникла въ то, что²⁴ было для меня величайшимъ переворотомъ и измѣнило <безповоротно> мою жизнь, но даже — не то что враждебно, но какъ къ болѣзненному и ненормальному явленію отнеслась къ этому, и изъ хорошихъ побужденій, желая спасти отъ увлеченія меня и другихъ; и съ этаго времени съ особенной энергіей потянула какъ разъ въ обратную сторону того, куда меня влекла моя²⁵ новая жизнь. Все, что мнѣ было дорого и важно, все стало тебѣ противно: и наша прелестная, тихая, скромная деревенская жизнь и люди, к[оторые] въ ней участвовали, какъ Вас[илій] Ив[ановичъ],²⁶ котораго, я знаю, что ты цѣнишь, но к[отораго] ты тогда сочла врагомъ, поддерживавшимъ во мнѣ и дѣтяхъ ложное, болѣзненное, неестественное, по твоему, настроеніе.²⁷ И тогда началось то отношеніе ко мнѣ, какъ къ душевно больному, к[оторое] я очень хорошо чувствовалъ. И прежде ты была смѣла и решительна, но теперь эта решительность еще болѣе усилилась, какъ усиливается рѣшительность людей, ходящихъ за больными, когда признано, что онъ душевно больной. Душа моя! вспомни эти послѣдніе года жизни въ деревне, когда²⁸ съ одной стороны я работалъ такъ, какъ никогда не работалъ и не буду работать въ жизни — надъ Евангеліемъ (какой бы ни былъ результатъ этой работы, я знаю, что я вложилъ въ нее все, что мнѣ дано было отъ Бога духовной силы), а съ другой стороны сталъ въ жизни прилагать то, что мнѣ открылось изъ ученія Еванг[елія]: отрекся отъ собственности, сталъ давать, что у меня просили, отрекся отъ честолюбія <и> для себя и для дѣтей, зная (что я и давно, 30 лѣтъ тому назадъ зналъ, то²⁹ что заглушалось во мнѣ³⁰ честолюбіемъ), что то, что ты готовила для нихъ въ видѣ утонченнаго образованія съ франц[узскимъ], англ[ицкимъ], гувернер[ами] и гувернант[ками], съ музыкой и т. п., были соблазны славолюбія, возвышенія себя надъ людьми, жернова, к[оторые] мы имъ надѣвали на шею. Вспомни это время и какъ ты относилась къ моей работе и къ моей новой жизни. Все это казалось тебѣ увлеченіемъ односторонним, жалкимъ, а результаты этаго увлеченія казались тебѣ даже опасными для дѣтей. Боюсь сказать и не настаиваю на этомъ, но къ этому присоединилось еще твое³¹ молодое замужество, усталость отъ материнскихъ трудовъ, незнаніе свѣта, к[оторый] тебѣ представлялся чѣмъ то плѣнительнымъ, и ты съ большей рѣшительностью и энергіей и совершеннымъ закрытіемъ глазъ на то, что происходило во мнѣ, на то, во имя чего я сталъ тѣмъ, чѣмъ сталъ, потянула въ обратную, противуположную сторону: дѣтей въ гимназію, дѣвочку — вывозить, составить знакомства въ обществѣ, устроить приличную обстановку. <И въ этой твоей дѣятельности ты почувствовала себя еще совершенно свободно. Тутъ ты сдѣлала невольную ошибку.> Ты повѣрила и своему чувству и общему мнѣнію, что моя новая жизнь есть увлеченіе, родъ душевной болѣзни и не вникла въ смыслъ ея и начала дѣйствовать съ решительностью даже не похожей на тебя и съ тѣмъ большей свободой, что все то, что ты дѣлала: и переѣздъ въ Москву, и устройство тамошней жизни, и воспитаніе дѣтей, все это уже было до такой степени чуждо мнѣ,³² что я не могъ уже подавать въ этомъ никакого голоса, п[отому] ч[то] все <было противно моей вѣрѣ> это происходило въ области, признаваемой мною за зло [?]. То, что дѣлалось въ деревнѣ на основаніи взаимныхъ уступокъ, по самой простотѣ³³ жизни, и главное, пот[ому] что оно было старое, 20-лѣтнее, имѣло всетаки для меня смыслъ и значеніе; новое же, <безобразное>, противное всѣмъ моимъ представленіямъ въ жизни, устройство уже не могло имѣть для меня никакого значенія, какъ только то, что я пытался наилучшимъ наиспокойрѣйшимъ образомъ переносить это.³⁴ Эта новая Моск[овская] жизнь была для меня страданіемъ, к[оторое] я не испытывалъ всю мою жизнь. Но я нетолько страдалъ на каждомъ шагу, каждую минуту отъ несоотвѣтствія своей и своей семьи жизни и моей жизни и виду роскоши, разврата и нищеты, въ к[оторой] я чувствовалъ себя участникомъ, я не только страдалъ, но я шалѣлъ и³⁵ дѣлался гадокъ и участвовалъ прямо сознательно въ этомъ развратѣ, ѣлъ, пилъ, игралъ въ карты,³⁶ тщеславился и раскаявался и мерзѣлъ самому себѣ. Одно б[ыло] спасенье — писанье и въ немъ я не успокоивался, но забывался.