Читать «Долгие слезы. Дмитрий Грозные Очи» онлайн - страница 83

Андрей Андреевич Косёнкин

На заклязьминский путь, откуда вдруг точно писаный виден стал город, вышли во второй половине дня, ближе к вечеру. Небо над Владимиром затянулось низкими, черными тучами, обещавшими долгое августовское ненастье. Но от солнца, забежавшего путникам за спину, на доличье потемневшего неба дивно высветился белокаменный город. Многие князья возводили его, но каждый из тех, кто в разное время принимал в том участие, как бы сам по себе ни был он горд и тщеславен, ни в чем не нарушил и не попортил того благолепия, что возвели до него иные. Печерний город Владимира Мономаха стоял за своим детинцем, справа прикрывал его Ветшаной город Юрия Долгорукого, слева Новый город сына его Андрея, нареченного Боголюбским, по краю обрывистого холма высилась белокаменная стена детинца, многомудрого и многодетного Всеволода Большое Гнездо. Со строгим умом, и расчетом, и небесным изяществом соседствовали рядом друг с другом и Спасская церковь, заложенная когда-то еще отцом основателем святым Владимиром, и изукрашенная, как девица, церковка Святого Георгия, поставленная Юрием Долгоруким у себя на княжьем дворе, иные храмы белокаменной кладки, возведенные им же, в простоте линий которых виделась и мощь, и размах князя, и спешка его — не было времени у Долгорукого на особенное изрядство, там и сям насаждал он военные городища. Новые храмы вовсе при нем не расписывали, Богу служили средь белых стен, лишь в Троицын день украшенных березовыми изумрудными ветками. А чуть в стороне, наособицу, на самом краю городской высотищи, величавей иных, торжествен и смел, одинок и печален вознесся храм Успения Богородицы, оставленный убиенным Андреем. А уж светлый четырехстолпный Дмитриевский собор, создание Всеволодова изощренного византийского духа, точно лебедь, летел по черному небу. Резаные, белого камня стены от заходящего солнца стали золото-розовы, небесным огнем сиял над куполом окованный золоченой медью огромный крест…

«Ах, любо!..»

Глядя на ту красоту, не у одного Александра пело сердце; как и он, многие из его спутников видели такое-то чудо впервые. Изумлялись тверичи, видя Божескую красоту, возведенную людскими руками. Вот уж воистину рукоделен и велик человек! Ан отчего-то так несопоставима красота, созданная человеком, с его же душой, столь часто отягощенной завистью, злобой, иной греховной тяготой и мелочными заботами…

Свесившись набок грузным гузном с седла, разиня рот глядел на Владимир Максим Черницын.

— Эка, налепили-то камнетесы! — зачарованно выдохнул он за спиной Александра.

Александр не враз возвратился в обыденность. Затем неохотно откликнулся:

— Да уж, любо глазам… Ужели выше и краше возможно? — будто себя спросил он. И подумал: «А ведь возможно! Не убоялся же батюшка посрамиться перед владимирцами, возводя на Твери свой рукотворный Спас…»