Читать «Гапон» онлайн - страница 41

Можно было видеть во всем этом мудрость и благородство, а можно — полицейскую хитрость: это уж как посмотреть. В любом случае нельзя судить Зубатова той же меркой, что какого-нибудь офицера Пятого управления КГБ в 1970–1980-е годы (о сталинской эпохе не говоря). Зубатову противостояли не просто инакомыслящие интеллигенты, а молодые террористы, если еще не убийцы, то ученики и поклонники убийц, в лучшем случае — пропагандисты кровавого мятежа.

А каковы были его собственные взгляды? В разные годы он говорил об этом по-разному. Вероятно, откровеннее всего — в письме публицисту В. Л. Бурцеву в 1907 году:

«…Я верил и верю, что правильно понятая монархическая идея может дать все нужное стране при развязанности общественных сил… Какая гарантия того, что, не изжив вполне одной политической идеи, люди не испакостят и другой (демократической, республиканской)? По существу обе идеи равноценны. Не в них, следовательно, дело, а в самих людях».

Другими словами, Зубатов в зрелости стал консерватором не по идеологии, а по инстинкту. Он стремился спасти (модифицировав в рамках существующих институтов) то государство, которое есть, потому что следующее будет не лучше, а путь к нему лежит через кровь и разрушение. Если бы он служил республике, он защищал бы ее от монархистов.

В 1894 году Зубатов стал заместителем начальника Московского охранного отделения, в 1896-м — начальником. Здесь он опять-таки проявил себя как чиновник исключительных способностей. Преобразование всей техники сыска по последнему европейскому слову, подготовка целой гвардии первоклассных филеров… Однако Сергей Васильевич понимал, что только такими методами с революцией не справиться. Уже не справиться.

Год спустя, в 1897 году, он подал на имя московского градоначальника великого князя Сергея Александровича доклад, с которого началась история так называемой «зубатовщины».

«Современная Россия, — писал Зубатов, — переживает в своей внутренней жизни период пышного расцвета теории и практики социализма… Революционеры, присоединив рабочих к противоправительственным мероприятиям, получат в свое распоряжение такую массовую силу, с которой правительству придется серьезно считаться».

Новому, «четвертому сословью» Зубатов придавал огромное значение, видел за ним будущее. Пятнадцать лет спустя в неопубликованной статье, которой он подводил итог своей деятельности, он так объяснял это:

«Рабочий класс — коллектив такой мощности, каким, в качестве боевого средства, революционеры не располагали ни во времена декабристов, ни в период хождения в народ, ни во время массовых студенческих волнений. Чисто количественная его величина усугублялась в своем значении тем, что в его руках обреталась вся техника страны, а сам он, все более объединенный процессом производства, опирался внизу на крестьянство, к сынам которого принадлежал; вверху же, нуждаясь в требуемых знаниях по специальности, необходимо соприкасался с интеллигентным слоем населения…»